Павел Лаптев,
Уполномоченный Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека
Конвенцию о защите прав человека и основных свобод сегодня уже неверно называть Конвенцией 1950 года, поскольку с 1 ноября 1998 года, с момента вступления в силу Протокола №11, мы имеем дело во многих отношениях с принципиально иным международно-правовым документом. Не совсем верно рассматривать ее и как региональный, сугубо европейский договор. Ученые-международники на уровне теории никак не могут строго провести границу между Европой и Азией. Еще труднее решить на практике, где заканчивается европейская юрисдикция. Представляется, что она (применительно к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод) вышла далеко за пределы географической Европы. У нас были огромные проблемы в отношениях с Израилем по поводу выдачи преступников. Но стоило Российской Федерации присоединиться к Конвенции о выдаче от 13 декабря 1957 года, как разрешение вопросов, связанных с выдачей, продвинулось. Оказывается, на основании специального соглашения Израиль является участником Конвенции и нам не нужно заключать с ним специального двустороннего договора.
Вообще 5 мая 1998 года - дата вступления в силу для России Конвенции о защите прав человека и основных свобод - это переломный, я бы даже сказал, революционный момент в истории нашей правовой системы. Теперь нам придется воспринимать юридические принципы и конструкции, не свойственные российской науке и практике. Прежде всего это касается такого понятия, как прецедентное право. Я помню, на юридическом факультете МГУ в 1972 году была дискуссия о том, действует ли в СССР судебный прецедент. Высказывалась господствовавшая тогда точка зрения, что мы принадлежим, по крайней мере доктринально, к романо-германской правовой семье, которая не знает такого источника права. Но вместе с тем прозвучало и робкое сомнение: а зачем тогда издаются Бюллетень Верховного Суда СССР и Бюллетень Верховного Суда РСФСР? Дискуссия не была продолжена, потому что могла привести к непредсказуемым последствиям. Но вопрос ставился еще в 1972 году. Так вот, 5 мая 1998 года, хотим мы этого или не хотим, независимо от всяких теоретических обоснований, ситуация принципиально изменилась. Это следует из заявления, сделанного Россией при ратификации Европейской конвенции: "Российская Федерация... признает ipso facto и без специального соглашения юрисдикцию Европейского Суда по правам человека обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней в случаях предполагаемого нарушения Российской Федерацией положений этих договорных актов, когда предполагаемое нарушение имело место после их вступления в действие в отношении Российской Федерации"1. Этим заявлением мы признаем, среди прочего, что положения Конвенции существуют не сами по себе, а в том виде, как их понимает и применяет Европейский Суд по правам человека. Вот та суть, которую необходимо понять и принять, чтобы защищать права россиян либо права Российской Федерации, когда заявитель неправ.
Сейчас стоит задуматься о том, входят ли решения Европейского Суда по правам человека в правовую систему Российской Федерации. Это достаточно революционная постановка вопроса, но данная проблема заслуживает всестороннего анализа. Сегодня многие положения европейского права не могут быть выведены непосредственно из текста Конвенции, например "разумный срок" расследования уголовных дел и предварительного заключения (пункт 3 статьи 5). Будете ли вы читать Конвенцию и Протоколы к ней справа налево или слева направо, с лупой или под микроскопом, вы не получите адекватного представления о содержании данного понятия. Его конкретизация дана Европейским Судом, который в своих решениях определил, что нарушением требования разумного срока является отсутствие движения по уголовному делу. Вместе с тем в решении по делу W. против Швейцарии от 26 января 1993 года2 Суд признал четырехлетний срок предварительного содержания под стражей "разумным", поскольку его продолжительность и медленный ход следствия были обусловлены исключительной сложностью дела и поведением самого обвиняемого.
Некоторые прецеденты Европейского Суда уже восприняты Конституционным Судом Российской Федерации. Причем техника юридических отсылок Конституционного Суда удивительно точно повторяет технику Европейского Суда по правам человека. Так, в Постановлении от 27 июня 2000 года по делу о проверке конституционности положений части первой статьи 47 и части второй статьи 51 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР в связи с жалобой гражданина Маслова В. И.3Конституционный Суд Российской Федерации, сославшись на ряд решений Европейского Суда по правам человека, воспринял не только содержащиеся там конкретные правовые позиции, но и общий подход, заключающийся в том, что для определения прав обвиняемого и подозреваемого значимым является не формальное признание лица таковым на основании процессуальных актов органов дознания, следствия или прокуратуры (предъявление обвинения либо объявление протокола задержания или постановления о применении меры пресечения в виде заключения под стражу), а фактическое положение лица, в отношении которого осуществляется публичное уголовное преследование, когда уполномоченными органами власти предприняты меры, реально ограничивающие его свободу и личную неприкосновенность, в том числе свободу передвижения (удержание официальными властями, принудительный привод или доставление в органы дознания и следствия, содержание в изоляции без каких-либо контактов и т. п.). В противном случае, отметил Конституционный Суд, реализация права на защиту и права пользоваться помощью адвоката (защитника) ставится в зависимость от усмотрения этих органов, что открывает возможность для недопустимых произвольных властных действий в отношении лица, чьи конституционные права и свободы ограничиваются (пункты 2, 3 мотивировочной части, пункт 1 резолютивной части).
Использовав для обоснования своего решения ссылки на позиции Европейского Суда по правам человека, Конституционный Суд подал пример судам общей юрисдикции. Возьмем проблему применения наручников во время судебного заседания. Это нарушает право подсудимого на защиту. Именно такую позицию высказал Европейский Суд в ряде своих решений. Если возникнет данный вопрос применительно к России, нельзя рассчитывать на то, что будет вынесено иное решение, чем при рассмотрении дел против Германии, Великобритании или Италии. И вот по одной из соответствующих жалоб заместителем Председателя Верховного Суда Российской Федерации был принесен протест в президиум областного суда и в постановлении президиума областного суда появилась ссылка на Европейскую конвенцию, предусматривающую право подсудимого защищать себя лично (пункт 3(с) статьи 6). А ведь находясь в наручниках, нельзя взять в руки и прочитать ни Конвенцию, ни Конституцию, ни Кодекс, нельзя делать записи. Более того, когда человек произносит речь в свою защиту или последнее слово, он, находясь в наручниках, не может жестикулировать. А защита осуществляется не только в вербальной форме, но и с помощью жестов.
Является ли решение президиума областного суда по данному делу прецедентом? Думаю, что да. Буквально в течение недели точно такое же решение принимает Московский городской суд, а через неделю - Президиум Верховного Суда Российской Федерации.
И еще одна иллюстрация значимости и необходимости судебного прецедента. Допустим, два суда принимают по схожим делам совершенно противоположные решения. Есть ли здесь нарушение Европейской конвенции? Да, статьи 14, закрепляющей принцип недискриминации (и, кстати, Протокола № 12 к Конвенции, который подписан Россией, но, правда, еще не вступил в силу).
Проблема влияния решений Европейского Суда на российскую судебную практику, в частности практику Конституционного Суда Российской Федерации, имеет и другие интересные аспекты. Иногда задают вопрос, является ли обращение с жалобой в Конституционный Суд необходимым для исчерпания внутренних средств правовой защиты в соответствии с пунктом 1 статьи 35 Конвенции. Согласно сложившейся сегодня практике - нет. Так, из решения Европейского Суда по делу Тумилович4 следует, что применительно к судебной системе России внутренние средства правовой защиты исчерпываются окончательным решением суда второй (кассационной) инстанции.
Далее, возможна ли такая ситуация, что при рассмотрении в Европейском Суде жалобы встанет вопрос о несоответствии Конституции Российской Федерации Европейской конвенции? Я такой возможности пока не вижу, но теоретически этого исключить нельзя.
Большие сложности могут возникнуть, если из решения Европейского Суда будет следовать несовместимость с Конвенцией какого-либо решения нашего Конституционного Суда. Скорее всего перед Россией подобные проблемы никогда и не встанут, но нужно учитывать возможность такой ситуации.
Между тем правовая система России имеет одно существенное преимущество по сравнению с другими государствами-участниками Конвенции. Великобритания, Италия, Франция и некоторые другие страны нам даже завидуют, ведь у них нет института судебного надзора, позволяющего по жалобам граждан исправлять допущенные судебные ошибки и таким образом избегать процессов в Европейском Суде. Многие российские граждане, обращавшиеся в Европейский Суд, уже решили подобным образом свои проблемы внутри Российской Федерации.
И, наконец, последняя проблема, на которую мне бы хотелось обратить внимание. Она лишь на первый взгляд кажется чисто технической. Для того чтобы войти в правовую систему России, право Совета Европы должно быть лингвистически доступно россиянам - и законодателям, и судьям, и прокурорам, и простым гражданам. Сегодня же далеко не все акты Совета Европы, решения Европейского Суда переведены на русский язык, а адекватность имеющихся переводов (даже договоров, ратифицированных Российской Федерацией) аутентичным текстам не всегда максимальна. Здесь нам еще предстоит много работы. Одновременно необходимо формировать новую генерацию российских юристов, свободно владеющих официальными языками Совета Европы.
1 Федеральный закон от 30 марта 1998 года № 54-ФЗ "О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней" // СЗ РФ. 1998. № 14. Ст. 1514.
2 Eur. Court H.R. W. v. Switzerland, Judgment of 26 January 1993. Series A. No.254-A. Перевод на русский язык см.: Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. М., 2000. Т. 1. С. 774-787.
3 СЗ РФ. 2000. №27. Ст.2882.
4 Eur. Court H.R. Tumilovich v. Russia, Decision of 22 June 1999. Перевод на русский язык см.: Журнал российского права. 2000. №9. С.58-61.
|
