"Человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина - обязанность государства" (статья 2 Конституции Российской Федерации).

"В Российской Федерации признаются и гарантируются права и свободы человека и гражданина согласно общепризнанным принципам и нормам международного права и в соответствии с настоящей Конституцией.

Основные права и свободы человека неотчуждаемы и принадлежат каждому от рождения. Осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц" (части 1, 2, 3 статьи 17 Конституции Российской Федерации). "Права и свободы человека и гражданина являются непосредственно действующими. Они определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и обеспечиваются правосудием" (статья 18 Конституции Российской Федерации).

"Перечисление в Конституции Российской Федерации основных прав и свобод не должно толковаться как отрицание или умаление других общепризнанных прав и свобод человека и гражданина.

В Российской Федерации не должны издаваться законы, отменяющие или умаляющие права и свободы человека и гражданина.

Права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства" (части 1, 2, 3 статьи 55 Конституции Российской Федерации). "В условиях чрезвычайного положения для обеспечения безопасности граждан и защиты конституционного строя в соответствии с федеральным конституционным законом могут устанавливаться отдельные ограничения прав и свобод с указанием пределов и срока их действия.

Чрезвычайное положение на всей территории Российской Федерации и в ее отдельных местностях может вводиться при наличии обстоятельств и в порядке, установленных федеральным конституционным законом.

Не подлежат ограничению права и свободы, предусмотренные статьями 20, 21, 23 (часть 1), 24, 28, 34 (часть 1), 40 (часть 1), 46-54 Конституции Российской Федерации" (части 1, 2, 3 статьи 56 Конституции Российской Федерации).

"Общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора" (часть 4 статьи 15 Конституции Российской Федерации).

1. Устав Совета Европы от 5 мая 1949 года (СЕД № 1) провозглашает приверженность его учредителей "духовным и моральным ценностям, которые являются общим достоянием их народов и подлинным источником принципов свободы личности, политической свободы и верховенства права, лежащих в основе любой истинной демократии" (преамбула). В соответствии со статьей 1 Устава целью Совета Европы является достижение большего единства между его членами во имя защиты и осуществления данных идеалов и принципов (пункт (a)); эта цель будет осуществляться, среди прочего, путем поддержания и дальнейшего осуществления прав человека и основных свобод (пункт (b)). Статья 3 Устава обязывает каждого члена Совета Европы признавать принцип верховенства права и принцип, в соответствии с которым все лица, находящиеся под его юрисдикцией, должны пользоваться правами человека и основными свободами и искренне и активно сотрудничать во имя достижения цели Совета.

Конвенция о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 года (СЕД № 5) также закрепляет в качестве исходных предпосылок приверженность государств-участников принципу верховенства права, правам человека и основным свободам (преамбула).

2. Приведенные положения основополагающих актов Совета Европы не являются идеологическими декларациями, они имеют нормативное, непосредственно регулятивное значение. Европейский Суд по правам человека неоднократно подчеркивал это в своих решениях. Такая роль положений Устава Совета Европы, преамбулы Конвенции о защите прав человека и основных свобод вытекает из принятого Судом метода толкования Конвенции.

В решении по делу Голдер против Соединенного Королевства от 21 февраля 1975 года¹ Суд указал, что при толковании Конвенции он будет руководствоваться статьями 31-33 Венской конвенции о праве международных договоров от 23 мая 1969 года² (п. 29).

Статья 31 Венской конвенции устанавливает, что договор должен толковаться добросовестно в соответствии с обычным значением, которое следует придавать терминам договора в их контексте, а также в свете объекта и целей договора. При этом контекст договора включает, среди прочего, его преамбулу и приложения (пункты 1, 2).

Ссылаясь на пункт 2 статьи 31 Венской конвенции, Европейский Суд в решении по делу Голдера подчеркнул, что "преамбула к договору образует неотъемлемую часть его контекста. Более того, преамбула обычно бывает весьма полезной для определения "предмета" и "цели" конкретного международно-правового акта при его толковании" (п. 34). Далее Суд отметил, что применительно к рассматриваемому случаю, когда ему необходимо установить при помощи толкования, является ли доступ к правосудию составной частью или аспектом права, гарантированного пунктом 1 статьи 6 Конвенции (п. 28), наибольшее смысловое значение имеет то место в преамбуле к Европейской конвенции, где подписавшие ее правительства³ заявляют, что они преисполнены решимости как правительства европейских стран, придерживающиеся единых взглядов и имеющие общее наследие политических традиций и идеалов, уважения свободы и верховенства права, сделать первые шаги на пути коллективного осуществления некоторых из прав, провозглашенных во Всеобщей декларации. При этом Суд полагает, что было бы ошибкой видеть в ссылке на принцип верховенства права "не более чем риторику", не представляющую интереса для толкования Конвенции. Правительства, подписавшие Конвенцию, исходили из глубокой веры в верховенство права. Следование этому при толковании терминов, используемых в пункте 1 статьи 6, сообразно с заключенным в них смыслом и в свете задач и целей Конвенции, является естественным и полностью соответствует принципу добросовестности, закрепленному в пункте 1 статьи 31 Венской конвенции (п. 34).

Это, по мнению Суда, тем более справедливо, поскольку Устав Совета Европы, членами которого являются все государства-участники Конвенции о защите прав человека и основных свобод, содержит ссылку на верховенство права в двух местах: в преамбуле, где подписавшие его правительства подтверждают свою приверженность этому принципу, и в статье 3, которая предусматривает, что "каждый член Совета Европы должен признавать принцип верховенства права" (п.34).

Кроме того, в статье 31 Венской конвенции указывается, что при толковании договора наряду с контекстом следует учитывать и соответствующие нормы международного права, применяемые в отношениях между участниками (пункт 3(с)). Среди этих норм общие принципы международного права, и в частности "общие принципы права, признаваемые цивилизованными странами" (пункт 1 (с) статьи 38 Устава Международного Суда ООН). Юридический комитет Консультативной Ассамблеи Совета Европы (ныне Парламентская Ассамблея) предвидел в 1950 году, что Комиссия и Суд должны будут применять такие принципы при исполнении возложенных на них обязанностей, и потому не считал необходимым наличие в Конвенции соответствующих предписаний (п. 35). К числу "повсеместно признанных основополагающих принципов права" (п. 35) Суд отнес возможность передать в суд спор гражданско-правового характера, без чего "трудно себе представить" верховенство права (п.34).

Благодаря толкованию пункта 1 статьи 6 Европейской конвенции в контексте данной статьи, с учетом предмета и цели нормативного договора, каким является Конвенция, а также общих принципов права, Суд пришел к выводу, что право на доступ к правосудию является одной из неотъемлемых составляющих права, гарантированного пунктом 1 статьи 6, хотя и не выражено в нем текстуально (п.36).

Позднее Суд уточнил, что пункт 1 статьи 6 гарантирует право на доступ к суду и на судебное разрешение спора с учетом как вопросов факта, так и вопросов права⁴, а в решении по делу Хорнсби против Греции от 19 марта 1997 года⁵ из содержания пункта 1 статьи 6 Конвенции вывел еще одно право - на исполнение судебного решения. Суд отметил, что в соответствии с устоявшейся практикой пункт 1 статьи 6 гарантирует каждому человеку рассмотрение судом споров о его гражданских правах и обязанностях. Таким образом реализуется "право на суд", важнейшим аспектом которого является право на доступ к правосудию, то есть право обращения в суд по гражданским делам. Однако это право стало бы иллюзорным, если бы правовая система государства позволяла окончательному, обязательному судебному решению не действовать, что нанесло бы ущерб одной из сторон. Трудно представить, что статья 6, подробно описывая предоставляемые сторонам процессуальные гарантии - справедливое, публичное и скорое разбирательство, - может оставить реализацию судебных решений без защиты; если считать, что статья 6 говорит только о доступе к правосудию и судебном процессе, то это, вероятно, привело бы к ситуациям, не совместимым с принципом верховенства права, который государства-участники обязались соблюдать при ратификации Конвенции. Исполнение решения, вынесенного любым судом, должно, по мнению Европейского Суда, рассматриваться как неотъемлемая часть "судебного разбирательства" в смысле статьи 6 (п.40). Действенная защита лица и восстановление законности включают и обязанность органа управления действовать в соответствии с решением суда, ибо государственная администрация - это элемент правового государства, и ее интересы идентичны целям надлежащего отправления правосудия. Если органы управления отказываются выполнять судебные решения или задерживают их исполнение, гарантии статьи 6, которыми пользуется лицо на время судебной стадии разбирательства, утрачивают смысл (п. 41).

Подобный (непозитивистский) подход к толкованию Конвенции является осознанным выбором Суда, поскольку при рассмотрении ряда дел обсуждались и иные методы, что явствует из особых мнений судей, оставшихся в меньшинстве.

Так, судья А. Фердрос в своем отдельном мнении по делу Голдер против Соединенного Королевства, исходя из того, что Высокие Договаривающиеся Стороны в преамбуле к Конвенции заявили о своей решимости "сделать первые шаги на пути коллективного осуществления некоторых из прав, изложенных во Всеобщей декларации", не счел возможным при помощи толкования расширять рамки четко обозначенных в Конвенции прав и свобод.

Судья сэр Дж. Фицморис в отдельном мнении по этому же делу настаивал на необходимости "ограничительно ориентированного" толкования Конвенции, подчеркивая, что она "явилась результатом процесса выработки соглашения и ограничена тем, по поводу чего была достигнута договоренность или имеются надлежащие основания полагать наличие такой договоренности" (п. 32 отдельного мнения).

Судья Фицморис полагал, что Устав Совета Европы - международный договор, совершенно отличный от Конвенции о защите прав человека и основных свобод, а принцип верховенства права и "общие принципы права, признанные цивилизованными странами", о которых говорит Устав Международного Суда ООН в пункте 1 (с) статьи 38, не имеют сколько-нибудь заметного прямого влияния на толкование Конвенции (п. 35 отдельного мнения). Более того, он утверждает, что значение, придаваемое принципу верховенства права, в судебном решении по делу Голдера сильно преувеличено: "Этот принцип, несмотря на всю его весомость, лишь походя упоминается в преамбуле к Конвенции. Договаривающимися Государствами двигала главным образом не столько забота о верховенстве права, сколько гуманитарные соображения" (п. 35 отдельного мнения, сноска). По мнению судьи Фицмориса, расширительное толкование, использованное Судом в данном деле, ущемляет свободу действий государств-участников Конвенции (п. 37(с) отдельного мнения) и может привести к тому, что они окажутся связанными обязательствами, которые на самом деле не собирались брать на себя или не понимали, что принимают их на себя. Поэтому любые серьезные сомнения относительно объема и характера обязательств в соответствии с Конвенцией, утверждал он, должны разрешаться скорее в пользу, чем против заинтересованного правительства (п. 39 отдельного мнения). Он полагал, что не следует возлагать на государства обязательства, "которые со всей определенностью не вытекают из Конвенции или по крайней мере не следуют из нее, свободные от разумных сомнений" (п.40 отдельного мнения).

Подобную узкопозитивистскую интерпретацию Конвенции судья Фицморис отстаивал и в дальнейшем⁶. В частности, в отдельном мнении по делу Национальный профсоюз полиции Бельгии против Бельгии⁷ он предложил трактовку сферы действия статьи 14 Конвенции, отличную от используемой Судом. В практике Суда статья 14, устанавливающая, что пользование правами и свободами, признанными в Конвенции, должно обеспечиваться без какой бы то ни было дискриминации по указанным в ней и иным основаниям, применяется и в том случае, когда право, предусмотренное в Конвенции, и корреспондирующая обязанность государства не определены достаточно конкретно и, следовательно, государство имеет широкий выбор средств для достижения того, чтобы осуществление права стало возможным и эффективным. Государство может по своему усмотрению выбирать меры, которые оно считает уместными, но не должно при этом допускать дискриминацию. Любая из статей Конвенции, взятая совместно со статьей 14, может оказаться нарушенной, если меры, связанные с гарантируемыми ею правами, приобретают дискриминационный характер⁸.

По мнению же судьи Фицмориса, данные дискреционные полномочия могут осуществляться дискриминационно, ибо они - лишь проявление доброй воли государства⁹, а требование недискриминации предъявляется только к тем действиям государства по обеспечению гарантированных Конвенцией прав, необходимость которых прямо следует из ее положений. Другими словами, для применения статьи 14 Конвенции не требуется нарушение права или свободы, необходимо лишь признание их существования другими статьями Конвенции; ее действие направлено на то, чтобы выявлять случаи, когда предусмотренные какой-либо другой статьей права или свободы предоставляются, но дискриминационным образом (п. 18-26 отдельного мнения).

Эти утверждения свидетельствуют, что судья Фицморис отстаивал идею октроированности прав и свобод, которыми человек обладает постольку, поскольку государство согласно ему их предоставить.

Отвергнув подобные доводы, Европейский Суд обозначил свою принципиальную позицию - приоритет прав и свобод человека по отношению к суверенным правам государств, - которой он в дальнейшем достаточно последовательно придерживался.

При толковании Конвенции Суд считает необходимым учитывать ее особый характер как договора о коллективной гарантии прав человека и основных свобод¹⁰, который призван гарантировать "не теоретические или иллюзорные права, а их практическое и эффективное осуществление"¹¹. Кроме того, толкование прав и свобод должно соответствовать общему духу Конвенции, "являющейся инструментом, призванным поддерживать и сохранять идеи и ценности демократического общества"¹². Суд неоднократно указывал на эти принципы как на исходные посылки при вынесении своих решений¹³.

3. Контекст, в котором принцип верховенства права выражен в положениях Конвенции о защите прав человека и основных свобод и в Уставе Совета Европы, а также практика Европейского Суда по правам человека позволяют утверждать, что он предполагает именно верховенство прав и свобод человека, приоритет задач их обеспечения и защиты. Так, в решении по делу Голдер против Соединенного Королевства¹⁴ Суд указал, что "верховенство права в гражданско-правовых делах трудно себе представить без возможности получить доступ к правосудию" (п.34). Суд полагает, что принцип верховенства права подразумевает, inter alia, что вмешательство органов исполнительной власти в права отдельных лиц должно находиться под эффективным контролем, который обычно обеспечивается судебной системой, во всяком случае в последней инстанции; судебный контроль предоставляет наилучшие гарантии независимости, беспристрастности и надлежащей процедуры¹⁵. В частности, из принципа верховенства права вытекает необходимость судебного контроля за законностью задержания или заключения под стражу (пункт 3 статьи 5 Конвенции)¹⁶.

В решении по делу Энгель и другие против Нидерландов от 8 июня 1976 года¹⁷ Суд истолковал положение подпункта (b) пункта 1 статьи 5 Конвенции, допускающее законное задержание или заключение под стражу (арест) лица с целью обеспечения исполнения любого обязательства, предписанного законом, как относящееся "только к тем случаям, когда закон разрешает задержание лица, чтобы заставить его выполнить особое и конкретное обязательство, которое оно до этого момента выполнить не смогло", отметив, что широкое толкование понятия "любое обязательство, предусмотренное законом" повлекло бы за собой последствия, не совместимые с идеей верховенства права, лежащей в основе Конвенции; оно оправдало бы, например, административное задержание лица, чтобы заставить его выполнить любое требование на основании его общей обязанности подчиняться закону (п. 69).

В целом Суд рассматривает установленную статьей 5 Конвенции систему гарантий от произвольного лишения свободы, обеспечивающую защиту физической свободы и личной безопасности индивида, как необходимое условие действия принципа верховенства права¹⁸.

Суд полагает не соответствующей основополагающим ценностям Конвенции, а именно "общему наследию политических традиций, идеалов, свободы и верховенства права", о которых говорится в преамбуле, выдачу государством-участником Конвенции преступника (каким бы жестоким ни было совершенное им преступление), скрывающегося от правосудия, другому государству, когда заведомо известно или имеются веские основания полагать, что он может быть подвергнут пыткам либо станет жертвой бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания. Экстрадиция при таких обстоятельствах, считает Суд, явно вступает в противоречие с духом и очевидным смыслом статьи 3 Конвенции, хотя об этом прямо и не говорится в краткой и общей формулировке данной статьи¹⁹.

Принцип верховенства права предполагает презумпцию субъективной беспристрастности суда, когда все его члены считаются свободными от личных предубеждений и пристрастий, пока не доказано обратное. Данная презумпция отражает важный элемент принципа верховенства права, заключающийся в том, что решения суда являются окончательными и обязательными, если они не отменены вышестоящим судом на основании их незаконности или несправедливости²⁰.

Непротиворечие принципу верховенства права - одно из требований к качеству закона (внутреннего позитивного права), которым должны регламентироваться в соответствии с рядом статей Конвенции допустимое вмешательство публичных властей в осуществление гарантированных прав, а также допустимые ограничения данных прав. Это подразумевает, что во внутреннем праве должны быть средства юридической защиты от произвольного вмешательства публичных властей в осуществление гарантированных прав. При этом предоставление исполнительной власти неограниченных дискреционных полномочий противоречит принципу верховенства права²¹. (См. подробнее: Правовая определенность.)

4. Аутентичность текста Конвенции о защите прав человека и основных свобод установлена на английском и французском языках, оба текста имеют одинаковую юридическую силу. Причем уровень идентичности текстов достаточно высок, и обычно двуязычие не порождает труднопреодолимых разночтений и различий²². Однако, если сравнение аутентичных текстов обнаруживает расхождение значений используемых терминов, Европейский Суд следует правилам пункта 4 статьи 33 Венской конвенции о праве международных договоров и принимает то значение, которое, с учетом объекта и целей договора, лучше всего согласовывает эти тексты²³. При этом предпочтение неизменно отдается тому варианту, который позволяет обеспечить максимальную защиту прав и свобод.

Так, рассматривая дела Ирландия против Соединенного Королевства и Броуган и другие против Соединенного Королевства, Суд столкнулся с разным терминологическим выражением понятия "незамедлительно", использованного в пункте 3 статьи 5 Конвенции, на английском и французском языках. Суд констатировал, что английское слово "promptly" ("незамедлительно") можно понять как имеющее более широкое значение, чем французское "aussitot", которое буквально означает "немедленно"²⁴, и пришел к выводу, что применение во французском тексте слова "aussitot", имеющего более узкое значение, подтверждает, что степень гибкости, которую можно применить к понятию "незамедлительность" ("promptness") при его определении в соответствии с пунктом 3 статьи 5, ограничена. Хотя степень незамедлительности должна определяться с учетом особенностей каждого случая, значение, придаваемое этим особенностям, не может достигать такой степени, когда подрывается суть гарантированного пунктом 3 статьи 5 права, то есть когда фактически сводится на нет обязательство государства обеспечить незамедлительное освобождение или незамедлительное доставление в судебный орган²⁵.

В решении по делу Ле Конт, Ван Левен и Де Мейер против Бельгии от 23 июня 1981 года²⁶ Суд, сравнив изложение положения пункта 1 статьи 6 Конвенции на английском ("in the determination of his civil rights and obligations" - "при определении его гражданских прав и обязанностей") и на французском ("soit des contestations sur ses droits et obligations de caractere civil" - "в случае спора о его гражданских правах и обязанностях") языках, пришел к выводу, что дух Конвенции требует не воспринимать это выражение в узкотехническом значении (наличие спора), а дать ему скорее материальное, чем формальное определение, так как в английском варианте идея спора четко не отражена. При этом Суд учел, что в статье 49 (пункт 2 статьи 32 новой редакции) Конвенции ("в случае спора относительно компетенции Суда...") английским аналогом французского термина "contestation" избрано слово "dispute" (п.45).

В решении по делу Маркс против Бельгии от 13 июня 1979 года²⁷ Суд признал, что статья 1 Протокола № 1 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 20 марта 1952 года (СЕД № 9) по своей сути является гарантией права собственности, так как это прямо следует из французского текста ("a droit au respect de ses biens") и подразумевается в английском тексте ("is entitled to the peaceful enjoyment of his possessions") (п. 63).

В деле Энгель и другие против Нидерландов²⁸ заявители-военнослужащие утверждали, что наложение на них дисциплинарного взыскания за участие в издании и распространении газеты "Alarm", что вызвало волнения в казармах, является нарушением статьи 10 (свобода выражения мнения) Конвенции, так как в силу пункта 2 данной статьи ограничение осуществления гарантируемых ею свобод допустимо, среди прочего, в целях предотвращения беспорядков и преступлений, то есть если беспорядки сопровождаются преступными действиями, чего в их случае не было. Заявители основывались на французском тексте Конвенции, где в данной фразе использован соединительный союз "et" - "и" ("a la defense de l'ordre et a la prevention du crime"). Суд не согласился с данной позицией, указав, что с учетом контекста и общей структуры статьи 10 английский вариант текста, где использован разделительный союз "or" - "или" ("for the prevention of disorder or crime"), дает более точный ориентир для решения этого вопроса (п. 98).

Может показаться, что такое толкование является расширительным применительно к допустимым ограничениям свободы выражения мнения, а значит, и ограничивающим саму эту свободу. Однако данное ограничение фактически выступает средством защиты прав и свобод других лиц в процессе "выражения мнения", следовательно, предложенное толкование полностью согласуется с целями Конвенции и общей ориентацией Суда на максимальную и эффективную защиту гарантируемых ею прав и свобод.

5. Авторитетные комментаторы Европейской конвенции отмечают, что в основу ее разработки были положены идеи, восходящие к естественно-правовому течению юридической мысли в том его варианте, который сегодня известен как идеология естественных и неотчуждаемых прав человека²⁹.

Система европейского права в области прав человека не производна от какого-либо "суверена" в Европе, и ее институты не являются частью некоторой наднациональной системы суверенной власти, что соответствовало бы узкопозитивистскому определению права по Дж. Остинуa ³⁰. С традиционной позитивистской доктриной несовместимо также признание международной правосубъектности частных лиц и открытие им доступа к международной юридической процедуре³¹.

19 августа 1949 года на заседании Консультативной Ассамблеи Совета Европы представитель Франции Пьер-Анри Тейтжен, обосновывая необходимость установления системы коллективной ответственности стран-членов Совета Европы за обеспечение прав человека и основных свобод и заключения соответствующей конвенции, в частности, говорил: "Считаю, что теперь мы можем единодушно противопоставить "государственным соображениям" единственный суверенитет, за который стоит умереть, который при любых обстоятельствах заслуживает защиты, уважения и охраны, - суверенитет справедливости и права"³².

Комитет Консультативной Ассамблеи по юридическим и административным вопросам в докладе, представленном Ассамблее 5 сентября 1949 года, поддержал "установление коллективных гарантий неотъемлемых прав и основных свобод... Эти гарантии должны ясно продемонстрировать общее желание государств-членов строить Европейский Союз в соответствии с принципами естественного права, гуманизма и демократии; они способствовали бы развитию их солидарности и осуществлению стремления их народов к безопасности"³³.

Вместе с тем характерное для естественно-правовой теории признание неоктроированности прав и свобод человека проведено в Европейской конвенции не до конца последовательно, хотя по мере ее действия (применения) эта тенденция просматривается все более отчетливо.

6.  Принципиальная новизна Конвенции о защите прав человека и основных свобод и в целом подхода к защите прав человека, возобладавшего в Совете Европы, проявилась в создании наднациональной юрисдикции, призванной обеспечить реализацию положений Конвенции отчасти независимо от усмотрения национальных властей или, точнее, поставить их деятельность под контроль международного судебного органа. Именно эти чуждые традиционному международному праву положения Конвенции, предусматривающие контрольный механизм, и вызвали наибольшие споры³⁴, поэтому первоначально они имели характер "факультативных клаузул"³⁵.

Статья 25 Конвенции (в прежней редакции), предоставлявшая любому лицу, неправительственной организации или группе частных лиц право направлять индивидуальные жалобы в адрес Генерального секретаря Совета Европы, которые могли быть предметом рассмотрения Европейской Комиссии по правам человека, не начинала действовать автоматически после ратификации Конвенции тем или иным государством. Требовалось специальное заявление о признании компетенции Комиссии получать такие жалобы. Данные заявления могли быть сделаны на определенный срок. Комиссия по правам человека осуществляла свои функции лишь в том случае, если по меньшей мере шесть государств-участников Конвенции сделали соответствующие заявления. Никаких сроков для такого заявления не устанавливалось, теоретически оно могло вообще не последовать. Со временем соответствующие заявления были сделаны всеми государствами-участниками Конвенции, но, как правило, значительно позднее ее ратификации. Так, из государств, принимавших Конвенцию в 1950 году, Нидерланды, например, сделали его в 1954 году, Великобритания - в 1966 году, Италия - в 1973 году, Франция - в 1974 году³⁶. Европейская Комиссия смогла приступить к работе в 1955 году.

Специальное заявление требовалось и для признания обязательной юрисдикции Европейского Суда по правам человека в отношении вопросов, относящихся к толкованию и применению Европейской конвенции. Такие заявления могли быть сделаны без оговорок либо на условиях взаимности с несколькими или некоторыми другими Высокими Договаривающимися Сторонами или на определенный срок (статья 46 Конвенции в прежней редакции). Первые выборы членов Европейского Суда, которые могли проводиться лишь после того, как число соответствующих заявлений достигнет восьми (статья 56 Конвенции в прежней редакции), состоялись в 1959 году³⁷.

Более того, Протокол № 4 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 16 сентября 1963 года (СЕД № 46) и Протокол №7 от 22 ноября 1984 года (СЕД № 117), в которых указывается, что их положения следует рассматривать как дополнительные статьи к Конвенции, тем не менее предусматривали, что сделанные ранее ратифицировавшими их государствами заявления о признании права на индивидуальное обращение или о признании обязательной юрисдикции Европейского Суда, согласно статьям 25 и 46 Конвенции (в прежней редакции), не действуют в отношении данных Протоколов, если только соответствующие государства не сделают об этом специальное заявление применительно ко всем или к любой из статей Протоколов (статья 6 Протокола №4, статья 7 Протокола №7 в прежней редакции).

Основные возражения государств против права частных лиц обращаться с жалобой в Европейскую Комиссию и обязательной юрисдикции Европейского Суда были связаны с тем, что они опасались (как показала дальнейшая практика, не напрасно) того влияния, которое решения этих наднациональных органов могут оказывать на их внутреннее право. Так, министр иностранных дел Великобритании во время парламентских прений в 1957 году подчеркивал: "Причина, по которой мы не приемлем идею обязательной юрисдикции Европейского Суда, заключается в том, что это означало бы, что британское общее и статутное право станет объектом контроля со стороны международного суда"³⁸. Правительство Нидерландов во время слушаний в парламентском комитете по международным делам отмечало: "Право индивидуальной жалобы будет иметь далеко идущие последствия для нашей правовой системы"³⁹.

Между тем именно эти изначально факультативные положения Конвенции, оставлявшие государствам-участникам возможность соглашаться на международный судебный контроль за соблюдением прав человека в пределах их юрисдикции в ограниченном масштабе, со временем обеспечили становление нового европейского правопорядка.

Европейской конвенции не известна типичная для многосторонних международных договоров гуманитарного характера практика предоставления государствами-участниками регулярных отчетов о выполнении принятых на себя обязательств. В соответствии со статьей 52 Конвенции (статья 57 прежней редакции) каждая Высокая Договаривающаяся Сторона по получении просьбы от Генерального секретаря Совета Европы предоставляет разъяснения относительно того, каким образом ее внутреннее право обеспечивает эффективное применение любого из положений Конвенции. Однако Генеральный секретарь воспользовался данными полномочиями всего несколько раз, причем всегда запросы направлялись всем государствам-участникам, а не кому-то одному из них, то есть они не были формой реагирования на допущенные или предполагаемые нарушения⁴⁰.

Статья 33 Конвенции (статья 24 прежней редакции), согласно которой любая Высокая Договаривающаяся Сторона может передать в Суд (ранее в Комиссию) вопрос о любом предполагаемом нарушении положений Конвенции и Протоколов к ней другой Высокой Договаривающейся Стороной, изначально являвшаяся неотъемлемой частью Конвенции и не требовавшая для своего действия специальных заявлений государств-участников, тем не менее не получила широкого применения. За все время очень небольшое количество межгосударственных жалоб поступило в Комиссию по правам человека и только три дела впоследствии рассматривались Европейским Судом⁴¹.

В настоящее время юрисдикция Европейского Суда⁴² признана всеми государствами-участниками Конвенции. При этом ратификация Конвенции рассматривается сегодня как обязательное условие членства в Совете Европы⁴³. Это неизменно включалось в число обязательств, которые принимали на себя новые демократии Центральной и Восточной Европы при вступлении в Совет Европы.

В соответствии со статьей 8 Устава Совета Европы право на представительство любого члена Совета Европы, грубо нарушающего положения статьи 3 (обязывающие признавать принцип верховенства права и обеспечивать всем лицам, находящимся под юрисдикцией государства, возможность пользоваться правами человека и основными свободами), может быть приостановлено и Комитет Министров может предложить ему выйти из состава Совета. Если государство не выполнит это предложение, Комитет Министров может сам определить дату, с которой эта страна перестает состоять в Совете Европы. Одновременно любое государство, которое перестает быть членом Совета Европы, на тех же условиях перестает быть и Стороной Конвенции о защите прав человека и основных свобод (пункт 3 статьи 58 Конвенции).

После вступления в силу 1 ноября 1998 года Протокола № 11 к Конвенции больше не допускается возможность непризнания юрисдикции Европейского Суда для ее участников. Лишь в том случае, если государство при ратификации Конвенции или впоследствии уведомит Генерального секретаря Совета Европы о том, что действие Конвенции распространяется на все территории, за внешние сношения которых оно несет ответственность, или на любую из них, необходимо специальное заявление соответствующего государства применительно к таким территориям для признания компетенции Европейского Суда принимать жалобы от физических лиц, неправительственных организаций или групп частных лиц (статья 56 Конвенции, статья 4 Протокола № 1 к Конвенции, статья 5 Протокола № 4, статья 5 Протокола № 6 от 28 апреля 1983 года (СЕД №44), статья 6 Протокола № 7, статья 2 Протокола № 12 от 4 ноября 2000 года (СЕД № 177)). В соответствии с пунктом 1 статьи 46 Конвенции Высокие Договаривающиеся Стороны обязуются исполнять окончательные решения Суда по делам, в которых они являются сторонами. В свою очередь сам контрольный механизм Конвенции в соответствии с принципом верховенства права эволюционировал от квазисудебного, функционирующего под политическим контролем Комитета Министров Совета Европы⁴⁴, к собственно судебному.

Таким образом, принцип верховенства прав человека является сегодня в Европе общепризнанным.

7. В преамбуле Конвенции о защите прав человека и основных свобод отмечается, что, принимая ее, Высокие Договаривающиеся Стороны были "преисполнены решимости... сделать первые шаги на пути обеспечения коллективного осуществления некоторых из прав, изложенных во Всеобщей декларации". Статья 1 Конвенции устанавливает, что государства-участники обеспечивают каждому, находящемуся под их юрисдикцией, права и свободы, определенные в ее Разделе I.

В своей практике Европейская Комиссия и Европейский Суд, руководствуясь статьями 33, 34 и 35 Конвенции (статьи 24, 25, 27 прежней редакции), неизменно исходили из того, что ответственность государств-участников ограничивается только теми правами, которые закреплены в Конвенции или в Протоколах к ней, и признавали неприемлемыми, как не совместимые с положениями Конвенции ratione materiae (по материальным основаниям), жалобы на нарушения, выходящие за рамки прав, гарантированных Конвенцией (см.: Право обращаться в межгосударственные органы по защите прав и свобод).

Так, например, рассматривая жалобы на нарушения статьи 3 Протокола № 1 к Конвенции, возлагающей на государства-участники обязанность проводить с разумной периодичностью свободные выборы путем тайного голосования в таких условиях, которые обеспечивали бы свободное волеизъявление народа при выборе органов законодательной власти, Европейский Суд исходит из того, что термин "законодательная власть" должен пониматься в соответствии с тем значением, которое установлено национальными конституциями, и включает в себя институты, созданные в соответствии с конституционным устройством государств-участников, а также с международными соглашениями, если они оказывают влияние на законодательные полномочия национального законодательного органа⁴⁵, то есть национальный парламент или по крайней мере на одну из его палат, если их две или более, региональные законодательные органы, если их создание предусмотрено конституцией, и наднациональные представительные органы, если они играют решающую роль в законодательном процессе и принятые ими акты действуют наряду с внутренним законодательством⁴⁶. А органы местного самоуправления (муниципальные советы) данным понятием не охватываются⁴⁷. В связи с этим Комиссия и Суд признавали неприемлемыми ratione materiae жалобы на проведение муниципальных выборов⁴⁸.

В действующей редакции Конвенции перечень гарантируемых прав содержится в Разделе I (статьи 2-13), а также в Протоколах № 1, 4, 6, 7 к Конвенции. Соответствующие статьи имеют заголовки, которые называют определяемое право. Однако, как справедливо отмечается в литературе, на самом деле каталог прав, защищаемых Конвенцией, много больше, так как обычно статьи закрепляют сразу несколько взаимосвязанных прав, иногда прямо (например, статья 8 Конвенции - право на уважение частной и семейной жизни, жилища и корреспонденции), иногда косвенно (выше было показано, как из содержания статьи 6 Конвенции Европейский Суд вывел право на доступ к правосудию и на исполнение судебных решений)⁴⁹. Таким образом, Конвенция предусматривает практически все общепризнанные естественные и неотчуждаемые личные и политические права, а также гарантии их государственной (прежде всего судебной) защиты.

За пределами Конвенции о защите прав человека и основных свобод остались социально-экономические права. При разработке Конвенции государства-члены Совета Европы исходили из того, что после Второй мировой войны Европа нуждалась в утверждении гарантий прав человека, идеи верховенства права и политической демократии. В то время европейские страны были не в состоянии обеспечить последовательное и полное предоставление социально-экономических прав, и "даже при наиболее благоприятных обстоятельствах некоторые государства-члены Совета Европы могли бы добиться такого их уважения в отношении каждого своего гражданина только в отдаленном будущем"⁵⁰.

Социально-экономические права в рамках Совета Европы являются предметом регулирования Европейской социальной хартии от 18 октября 1961 года (СЕД № 35) и пересмотренной Европейской социальной хартии от 3 мая 1996 года (СЕД № 163). При этом в полном соответствии с объективно различной природой естественных неотчуждаемых и социально-экономических прав последние рассматриваются в праве Совета Европы как не являющиеся собственно юридическими, что выразилось в способе их закрепления, характере обязательств, принятых на себя государствами-участниками, в установленном контрольном механизме (см.: Право на социальную защиту со стороны государства).

Государства-участники Социальной хартии рассматривают ее положения как устанавливающие лишь общие ориентиры и цели социальной политики, к достижению которых они будут стремиться. Провозглашенные в ней "права" частные лица не могут отстаивать в судебном порядке ни на государственном, ни на международном уровне⁵¹. Так, согласно пункту 1 статьи 6 Социальной хартии, государства-участники обязуются содействовать проведению совместных консультаций между работниками и работодателями. Европейский Суд в решении по делу Национальный профсоюз полиции Бельгии против Бельгии от 27 октября 1975 года⁵² отметил, что осторожный выбор используемых выражений свидетельствует о том, что Хартия не предусматривает реального права на консультации (п. 38).

8. В решении по делу Голдер против Соединенного Королевства от 21 февраля 1975 года⁵³ Европейский Суд подчеркнул, что "избирательный" характер Конвенции не должен ставиться под сомнение (п. 34). Между тем значительно раньше в решении по делу Вемхоф против Федеративной Республики Германии от 27 июня 1968 года⁵⁴ Суд указал, что необходимо "стремиться к такому толкованию [положений Конвенции], которое в наибольшей мере соответствует предмету договора и способствует реализации его целей, а не к такому, которое обеспечивает максимально возможное ограничение обязательств, принятых на себя его Сторонами" (п. 8).

Комиссия и Суд рассматривают Конвенцию о защите прав человека и основных свобод как "живой инструмент", который должен толковаться с учетом современных условий⁵⁵. Динамическое, эволюционистское толкование положений Конвенции с учетом развития и современного состояния социальных и политических отношений ведет к расширению сферы ответственности Высоких Договаривающихся Сторон сверх тех обязательств, которые они принимали на себя при ее подписании и ратификации. Вместе с тем это необходимо для того, чтобы обеспечить реализацию подлинных намерений государств-участников Конвенции. "Они хотели не только защитить индивида от тех угроз его правам, которые были широко распространены в то время, ведь с изменением их характера постепенно ослабевает и предусмотренная защита. Их намерением было защитить человека от возможных угроз будущего, точно так же как и от угроз прошлого"⁵⁶.

Проблема допустимости толкования содержания прав и свобод, гарантированных Конвенцией, с учетом изменений, произошедших в политико-правовом развитии государств-участников, обсуждалась Судом при рассмотрении дела Маркс против Бельгии⁵⁷. Заявительницы - Паула Маркс и ее внебрачная дочь Александра - утверждали, что явились жертвами нарушения статьи 8 Конвенции в связи с установленными в Бельгии сложной процедурой признания и усыновления (удочерения) внебрачных детей, которую им пришлось пройти, и характером последующих отношений внебрачного ребенка с семьями его родителей (его родственниками по материнской и отцовской линии), а также статьи 1 Протокола № 1 к Конвенции в связи с отсутствием по бельгийскому законодательству у незамужней матери права свободно распорядиться своим имуществом в пользу внебрачного ребенка.

В решении по данному делу от 13 июня 1979 года Суд еще раз подтвердил свою позицию, выраженную в решении по делу Тайрер против Соединенного Королевства⁵⁸, согласно которой Конвенция "должна толковаться с точки зрения условий сегодняшнего дня" (п. 41). С учетом эволюции семейного законодательства государств-участников Конвенции Суд высказал мнение, что семейная жизнь, уважение которой гарантируется статьей 8 Конвенции, "включает как минимум связи между ближайшими родственниками, например между дедушками, бабушками и внуками, поскольку такого рода отношения могут играть важную роль в семейной жизни. "Уважение" к семейной жизни, понимаемое таким образом, накладывает на государство обязательство способствовать нормальному развитию таких связей. Однако развитие семейных отношений между незамужней матерью и признанным ею ребенком может осложниться, если ребенок не становится членом всей семьи его матери и если установление факта материнства касается лишь отношений между матерью и ребенком" (п.45).

Суд признал вопросы наследования и распоряжения имуществом в отношениях между ближайшими родственниками тесно связанными с семейной жизнью, ибо последняя "включает в себя не только социальные, моральные и культурные отношения, например вопросы воспитания и образования детей, но и интересы материального плана; об этом свидетельствуют алиментные обязательства или обязательная доля в наследуемом имуществе, предусмотренные национальными правовыми системами большинства стран-участниц Конвенци" (п.52).

При толковании статьи 1 Протокола № 1 к Конвенции Суд исходил из того, что по своей сути эта статья, признающая право любого лица на беспрепятственное пользование своим имуществом, является гарантией права собственности, а право распоряжаться своим имуществом есть обычный и основополагающий аспект права собственности (п.63)⁵⁹.

При рассмотрении данного дела ряд судей высказывались против такого широкого подхода к толкованию положений Конвенции, что нашло отражение в их особых мнениях. Так, судья сэр Дж. Фицморис утверждал, что целью и сферой применения статьи 8 является "защита дома и семьи" индивида. Эта статья была создана ради искоренения актов тирании и надругательства над частной и семейной жизнью, неприкосновенностью жилища и тайной корреспонденции (п. 7 особого мнения), а вопросы удочерения и в целом гражданского состояния юридически не относятся к сфере "семейной жизни", которая защищается статьей 8 Конвенции, поскольку они прямо в ней не упомянуты (п. 9-12 особого мнения).

Судья Фицморис обращал внимание на то, что Конвенция специально посвящает праву на вступление в брак и праву создавать семью статью 12. Если право создавать семью не является составной частью права на уважение частной и семейной жизни, то как можно считать, что право внебрачной девочки быть ipso facto дочерью своей матери (на основании лишь одного факта рождения per se и без специальной регистрации) может автоматически подпадать под обязанность уважать частную жизнь? Если вопросы брака и права создавать семью требуют особого отношения к себе в рамках Конвенции, то почему же подобного отношения к себе не заслуживают вопросы усыновления, а также установления статуса ребенка в результате самого факта его рождения? Естественный ответ, по мнению Дж. Фицмориса, заключается в том, что одно пожелали включить в Конвенцию, а другое нет, поскольку такое включение могло бы привести к осложнениям и далеко идущим последствиям (п. 14 особого мнения). Решение Суда есть не что иное, как неудачная попытка включить весь семейный кодекс в статью 8 Конвенции и тем самым "раздуть" ее до такой степени, что статья станет совершенно не отвечающей ее истинным целям (п 15 особого мнения).

Точно так же, по его мнению, вопросы наследования, хотя они и могут иметь влияние на семейную жизнь, являются самостоятельной юридической категорией (п. 15 особого мнения).

Аналогичным образом судья Фицморис полагал необходимым строго буквальное толкование статьи 1 Протокола № 1 к Конвенции и утверждал, что право беспрепятственно пользоваться своим имуществом означает использование того, чем лицо уже обладает, а выражение "пользоваться своим имуществом" обычно не употребляется, когда речь идет о распоряжении по завещанию, дарении и т. п. (п. 18 особого мнения).

Целью статьи 1 Протокола № 1, отмечал он, является предотвращение произвольного захвата собственности, конфискации, экспроприации, вымогательства и других нарушений принципа беспрепятственного пользования своим имуществом.

Превратить эту статью в гарантию передачи прав собственности (что выходит далеко за рамки понятия беспрепятственного пользования своим имуществом) означает расширить сферу ее применения за пределы разумных границ (п. 19-20 особого мнения).

В более общем плане судья Фицморис полагал, что "можно говорить о неправильном применении Конвенции (возможно, и о неправильном использовании Судом данных ему полномочий), если правительство или исполнительные и судебные власти страны признаются Судом виновными в нарушении Конвенции просто в силу существования или применения закона, который не является сам по себе неразумным или несправедливым и который в определенном отношении обоснован. Тот факт, что могут существовать основания для несогласия или неприятия закона и его последствий в данных конкретных обстоятельствах, юридически не оправдан" (п. 31 особого мнения).

Схожие позиции (в менее жесткой форме) были высказаны и другими судьями (Ф.О'Донохью, Т.Вильялмсоном, Ф.Матшером, Ж.де Д. Пинейро Фариньи), однако большинство судей отвергло такую узкопозитивистскую трактовку соответствующих положений Конвенции.

Сегодня общепризнанным является эволюционистское толкование и применение Конвенции с учетом современного развития европейского общества, а не в строгом соответствии с намерениями ее отцов-основателей⁶⁰. Поэтому, в частности, предусмотренная статьей 32 Венской конвенции о праве международных договоров возможность обращения при толковании к таким дополнительным средствам, как подготовительные материалы и обстоятельства заключения договора, используется редко и с осторожностью. С учетом особого характера Европейской конвенции они позволяют выявлять общие намерения государств-участников, а не строго определять сферу действия отдельных статей. Такой подход соответствует истинному предназначению Конвенции⁶¹.

Осторожность при использовании подготовительных материалов необходима в связи с тем, что Конвенция, как неоднократно подтверждал Суд, является "живым инструментом" и содержание ее положений требует динамического толкования⁶². В решении по делу Сигурдур А. Сигурёнссон против Исландии от 30 июня 1993 года⁶³ Суд, например, обратил внимание на то, что ранее использование подготовительных материалов ("travaux preparatoires") в деле Янг, Джеймс и Вебстер против Соединенного Королевства⁶⁴ не имело решающего значения, но давало возможность выдвинуть рабочую гипотезу. В частности, рассматривая дело Расмюссен против Дании⁶⁵, Суд признал право оспаривания отцовства подпадающим под защиту статьи 8 Конвенции, указав, что целью заявителя являлось законное расторжение семейных связей и определение собственного правового статуса в отношении ребенка, что несомненно касается частной жизни заявителя (п. 33). При этом довод одного из судей, сославшегося на то, что подготовительная работа над статьей 8 свидетельствует о намерении защитить человека лишь от "произвольного вмешательства в его частную жизнь"⁶⁶ и потому статья 8 Конвенции неприменима в данном деле (совпадающее мнение судьи Ё.Герсинга), был отвергнут Судом.

В практике Европейского Суда эволюционистское толкование Конвенции неизменно преобладает над строгим следованием концепциям того периода, когда она была разработана и вступила в силу. Благодаря такому подходу многие права, гарантированные Конвенцией, и используемые в ней понятия получили существенное развитие. В частности, в решении по делу Селмоуни против Франции от 28 июля 1999 года⁶⁷ Европейский Суд, исходя из понимания Конвенции как "живого инструмента", который должен толковаться в свете условий сегодняшнего дня, указал, что определенный акт, признаваемый в прошлом "бесчеловечным или унижающим достоинство обращением", а не "пытками", в будущем может быть квалифицирован иначе. Это отражает необходимость все более высоких стандартов в области защиты прав человека и основных свобод и большей жесткости при оценке действий, идущих вразрез с ценностями демократического общества (п. 101).

9. Кроме того, расширение сферы гарантий, предоставляемых Европейской конвенцией, достигается за счет ее толкования с учетом общего контекста (пункты 1, 2 статьи 31 Венской конвенции о праве международных договоров), что предполагает ее анализ в целом как единого акта, направленного на достижение целей, заявленных в преамбуле⁶⁸. В ряде случаев это позволяет защищать одни права через другие. Такая необходимость возникает, в частности, когда имеет место нарушение права, детально определенного в Протоколе к Конвенции, который государство-ответчик не ратифицировало, но вместе с тем в некоторых аспектах гарантированного той или иной статьей самой Конвенции. В таких случаях Суд исходит из того, что детальное регулирование, представленное в Протоколе, не является препятствием для применения к определенным аспектам дела более общих положений Конвенции⁶⁹. Так, в деле Гуцарди против Италии⁷⁰ заявитель, обжалуя установленную для него необходимость проживать на небольшом острове под надзором полиции, ссылался на статью 5 Конвенции (право на свободу и личную неприкосновенность), так как Италия не ратифицировала Протокол № 4 к Конвенции, статья 2 которого гарантирует свободу передвижения.

В деле Расмюссен против Дании⁷¹, рассматривавшемся Европейским Судом до подписания и вступления в силу Протокола № 7 к Конвенции, предусматривавшего равные права и равную гражданско-правовую ответственность супругов в отношениях со своими детьми (статья 5), заявитель, обжаловавший положения датского законодательства, устанавливающие разный порядок оспаривания отцовства и материнства для мужчин и женщин, ссылался на статьи 8 и 14 Конвенции, утверждая, что стал жертвой дискриминации по признаку пола при реализации своего права на уважение частной жизни.

В решении по делу Лопез Остра против Испании от 9 декабря 1994 года⁷² Европейский Суд расценил как нарушение права на уважение жилища, гарантированного статьей 8 Конвенции, создание вблизи дома заявительницы в соответствии с разрешением муниципальных властей и за счет государственного финансирования предприятия по переработке жидких и твердых отходов кожевенного производства, являющегося источником неприятных запахов, шума и вредных испарений. В деле Пауэлл и Рейнер против Соединенного Королевства⁷³ Суд рассматривал в контексте статьи 8 Конвенции жалобы заявителей на чрезмерно высокий уровень шума от самолетов в районе аэропорта Хитроу, где они проживали. Фактически в обоих этих случаях речь шла о нарушении права на благоприятную окружающую среду, не предусмотренного Конвенцией.

Подобный подход Суда свидетельствует о признании неоктроированности прав и свобод человека и позволяет обеспечивать их максимальную защиту в соответствии с развитием социальных отношений.

Вместе с тем в решении по делу Леандер против Швеции от 26 марта 1987 года⁷⁴ Европейский Суд указал, что толкование статей Конвенции должно соответствовать ее общей логике, и, поскольку из статьи 8 Конвенции не вытекает требование раскрывать информацию, имеющуюся в досье секретной полиции, на основании которой заявитель не смог получить работу вблизи военно-морской базы, в данном случае нельзя говорить о нарушении статьи 13 Конвенции в связи с отсутствием эффективных средств правовой защиты (п.78). Аналогично нарушенное право, если оно не предусмотрено специальным положением Конвенции, не может рассматриваться как часть более общей нормы⁷⁵. Так, в решении по делу Джонстон и другие против Ирландии от 18 декабря 1986 года⁷⁶ Суд признал, что поскольку право на развод не является составляющей права на вступление в брак, предусмотренного статьей 12 Конвенции, оно не образует собой и одного из прав, гарантированных статьей 8 Конвенции, которая имеет более общее назначение и сферу действия.

В целом "международные договоры в области прав человека должны толковаться объективным и динамическим образом с учетом развития социальных отношений; идеи и обстоятельства, которые превалировали во время разработки договоров, едва ли продолжают сохранять свою неизменную значимость. Однако толкование договора не должно приводить к его пересмотру. При толковании следует уважать текст договора"⁷⁷. Эту мысль бывший председатель Европейского Суда по правам человека Рудольф Бернхардт подчеркивал неоднократно: "Определенная критика указанной доктрины [эволюционистского толкования Конвенции] затрагивала вопросы государственного суверенитета и намерений правительств и парламентов почти 50 лет назад. Эта критика, на мой взгляд, и в прошлом, при более внимательном ее рассмотрении, оказывалась несостоятельной, еще менее приемлема она сегодня. С момента принятия Конвенции в 1950 году к ней присоединилось большое число стран, не участвовавших в разработке ее текста... Все государства с 1994 года ратифицировали Протокол № 11 и, таким образом, одобрили Конвенцию в том ее толковании, которое было дано страсбургскими институтами в ходе нескольких последних десятилетий. Особо подчеркну, что эволюционистское толкование, соответствующее современному развитию наших обществ, не должно перерастать в судейский активизм. Я считаю, что судьи должны внимательно оценивать и учитывать современные тенденции в обществе. При этом, однако, судьям, и особенно международным судьям, при принятии решений не следует исходить из собственной субъективной оценки этих тенденций, которая может казаться им предпочтительной"⁷⁸.

10. Лишь немногие из прав, гарантированных Конвенцией, носят абсолютный характер в том смысле, что ни при каких условиях не подлежат ограничениям. К их числу относятся право не подвергаться пыткам, бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию (статья 3 Конвенции), право не содержаться в рабстве или подневольном состоянии (пункт 1 статьи 4 Конвенции), право не быть осужденным за совершение деяния, которое, согласно действовавшему в момент его совершения праву, не являлось уголовным преступлением, и право не подвергаться более тяжкому наказанию, чем то, которое подлежало применению в момент совершения уголовного преступления (статья 7 Конвенции)⁷⁹.

Все остальные права и свободы человека, признанные Конвенцией, могут ограничиваться. В Конвенции используются различные способы установления допустимых ограничений прав и свобод. Они могут быть предусмотрены в самой статье, закрепляющей то или иное право в виде указания на случаи, которые не образуют его нарушение (статьи 2, 5, пункт 3 статьи 4 Конвенции, статьи 2, 3, 4 Протокола № 7 к Конвенции), либо путем перечисления допустимых оснований для вмешательства в осуществление права (статьи 8-11 Конвенции, статья 1 Протокола № 1, статья 2 Протокола № 4, статья 2 Протокола № 6, статьи 1, 5 Протокола № 7 к Конвенции). Кроме того, допустимость ограничений может следовать из самой формулировки гарантируемого права (право на справедливое судебное разбирательство в случае спора о гражданских правах и обязанностях или при предъявлении уголовного обвинения - статья 6 Конвенции; мужчины и женщины, достигшие брачного возраста, имеют право вступать в брак и создавать семью - статья 12 Конвенции) либо из содержащейся в статье отсылки к внутреннему законодательству государств-участников Конвенции (статья 12). Наконец, в Конвенции есть специальные статьи, предусматривающие ограничения целого ряда прав, закрепленных в ней, - статья 15 (отступление от соблюдения обязательств в чрезвычайных ситуациях), статья 16 (ограничение на политическую деятельность иностранцев).

Независимо от того, каким образом Конвенция формулирует допустимые ограничения прав и свобод, при оценке их правомерности и оправданности Суд последовательно решает четыре группы вопросов:

-  было ли оспариваемое ограничение (вмешательство) "предусмотрено законом";

-  преследовало ли оно одну из легитимных целей, указанных в Конвенции;

-  являлось ли оно <необходимым в демократическом обществе>;

-  было ли оно соразмерно преследуемой правомерной цели.

Проблема законности ограничений прав и свобод образует один из аспектов принципа правовой определенности, в рамках которого она и будет рассмотрена (см.: Правовая определенность).

В зависимости от сущности и содержания гарантированного права Конвенция называет разные цели, для достижения которых могут устанавливаться и применяться необходимые ограничения. Таковыми признаются: интересы национальной (государственной) безопасности, территориальной целостности, общественного порядка, общественного спокойствия, экономического благосостояния страны; предотвращение беспорядков и преступлений; охрана здоровья и нравственности; защита прав и свобод других лиц, частной жизни или репутации; соблюдение интересов детей и несовершеннолетних; обеспечение общего или публичного интереса, интересов правосудия, его авторитета и беспристрастности, а также уплаты налогов, других сборов или штрафов; предотвращение разглашения информации, полученной конфиденциально.

Содержательная интерпретация каждой из этих целей дается Судом применительно к обстоятельствам конкретных дел и приводится в настоящем издании при рассмотрении отдельных прав и свобод.

В комментарии в Конвенции утверждается, что сутью всех оснований для легитимного вмешательства в осуществление гарантированных ею прав является приоритет интересов общества в целом над интересами отдельного индивида⁸⁰. Однако эти цели могут быть интерпретированы и в духе верховенства прав и свобод человека, как необходимые для защиты прав других лиц и того публичного порядка ("демократического общества"), в котором только и возможно обеспечить эффективную и свободную реализацию прав личности. Так, в решении по делу "Санди Таймс" против Соединенного Королевства от 26 апреля 1979 года⁸¹ Суд отметил, что нормы, направленные на "обеспечение авторитета и беспристрастности правосудия", могут служить и для защиты прав тяжущихся, то есть они защищают права личности в качестве стороны в процессе, так как права человека, вовлеченного в механизм правосудия, нельзя обеспечить, если авторитет правосудия не будет распространен на каждого, кто оказался в его сфере (п.56).

Далее, ограничения прав и свобод человека признаются Судом правомерными, если они "необходимы в демократическом обществе". Давая толкование этого понятия, Суд отметил, что хотя слово "необходимо" не является синонимом слова "незаменимо", но оно в то же время не обладает гибкостью выражений "допустимо", "обычно", "целесообразно", "разумно" или "желательно"; оно подразумевает существование "насущной социальной потребности"⁸². Однако пункт 2 статьи 2 Конвенции перечисляет случаи лишения жизни в результате "абсолютно необходимого применения силы", не образующие нарушение ее положений. Данная формулировка указывает, что следует провести более строгую и тщательную проверку необходимости соответствующих действий государства, чем при применении статей 8-11 Конвенции. В частности, применение силы должно быть строго соразмерно достижению целей, обозначенных в пункте 2(a), (b), (c) статьи 2⁸³.

Cуд не дал детального описания признаков "демократического общества"⁸⁴. Однако из ряда решений следует, что к числу его важнейших характеристик Суд относит плюрализм, толерантность, либерализм, равенство, свободу и создание условий для самореализации личности⁸⁵.

"Необходимое в демократическом обществе" ограничение прав и свобод или вмешательство в их осуществление должно быть соразмерно "насущной социальной потребности" в защите ценностей или в достижении целей, которыми, согласно Конвенции, это может быть оправдано. Принцип соразмерности (пропорциональности) ограничений прав и свобод преследуемой властями правомерной цели сформулирован Судом в решении по делу о языках в Бельгии (дело, "связанное с некоторыми аспектами законов об использовании языков в сфере образования в Бельгии") от 23 июля 1968 года⁸⁶: "Конвенция предполагает справедливый баланс между защитой общих интересов сообщества и должным уважением основных прав человека, придавая при этом особое значение последним" (п. 5). Данный принцип действует в отношении как негативных, так и позитивных обязательств государства в соответствии с Конвенцией. В своих решениях Суд неоднократно подчеркивал, что его целью как раз и является отыскание в каждом конкретном деле справедливого баланса между конкурирующими интересами личности и интересами общества в целом⁸⁷.

Кроме того, допустимые ограничения (вмешательства в осуществление) прав и свобод, отвечающие всем перечисленным требованиям, не должны носить дискриминационный характер (см.: Равноправие).

11. В целом Европейский Суд исходит из того, что права и свободы, гарантированные Конвенцией, подлежат только тем ограничениям, которые в ней прямо предусмотрены. Это следует из статьи 18, устанавливающей, что ограничения, допускаемые в Конвенции в отношении указанных в ней прав и свобод, не должны применяться для иных целей, нежели те, для которых они были предусмотрены, и из статьи 17, не допускающей ограничение прав и свобод в большей мере, чем это предусматривается Конвенцией. Однако данный принцип утвердился не сразу и не является абсолютным.

Европейская Комиссия по правам человека в своей практике долгое время развивала концепцию "подразумеваемых неотъемлемых ограничений" ("inherent limitations"), которые не требуют оправдания целями, указанными в Конвенции, а непосредственно присущи самой ситуации, в которой осуществляется то или иное право. Комиссия рассматривала подразумеваемые ограничения как вытекающие из специального статуса определенных лиц - осужденных к лишению свободы, иных лиц, на законных основаниях содержащихся под стражей, военнослужащих, душевнобольных и в отдельных случаях - гражданских государственных служащих⁸⁸.

Данная доктрина была поддержана некоторыми комментаторами Конвенции⁸⁹ и достаточно активно использовалась Комиссией в 60-х - начале 70-х годов ХХ века, прежде всего в отношении лиц, лишенных свободы. Вместе с тем позиция Комиссии была недостаточно последовательной. В решении по жалобе Илзе Кох, жены коменданта Бухенвальда⁹⁰, Комиссия подчеркнула, что, хотя заявительница и отбывает наказание в виде лишения свободы, назначенное ей по приговору суда за преступление против человечества, это не лишает ее гарантий прав и свобод, предусмотренных Конвенцией. Данная констатация, однако, не мешала Комиссии придерживаться доктрины подразумеваемых ограничений прав и свобод, которые неотъемлемо присущи лишению свободы и не обязательно должны быть прямо названы в Конвенции. Так, рассматривая жалобы на нарушение права на неприкосновенность корреспонденции (статья 8 Конвенции), Комиссия обычно не проверяла, является ли обжалуемое нарушение допустимым вмешательством в осуществление данного права в соответствии с пунктом 2 статьи 8, заявляя, что "нормальный контроль за корреспонденцией заключенных образует неотъемлемую составляющую лишения свободы"⁹¹. В частности, в решении по жалобе Де Корси против Соединенного Королевства⁹² Комиссия указала, что "ограничение права заключенного вести переписку является необходимой частью наказания в виде лишения свободы".

Доктрина неотъемлемых ограничений использовалась Комиссией и при рассмотрении жалоб на нарушения других прав, гарантированных статьями 8⁹³, 9⁹⁴ и 10⁹⁵ Конвенции. По мнению Комиссии, "сам смысл наказания в виде лишения свободы предполагает ограничение определенных прав и свобод", в том числе прав, гарантированных статьей 10 Конвенции. Вместе с тем Комиссия признала обоснованным отказ предоставить заключенному копию правил, регламентирующих порядок пребывания в тюрьме, исходя из необходимости "предотвращения беспорядков" (пункт 2 статьи 10 Конвенции), так как правила потребовались заявителю не для того, чтобы лучше узнать свои права и обязанности в тюрьме, а для их обсуждения в прессе⁹⁶. По этому же основанию (что достаточно спорно) Комиссия признала обоснованным запрет администрации оформить подписку на ежедневную газету заявителю совместно с другими заключенными.

Комментаторы Конвенции полагают, что доктрина подразумеваемых ограничений является некорректной. Наложение специальных ограничений на права определенных групп лиц противоречит самой идее Конвенции - обеспечить равную защиту прав всех лиц, находящихся под юрисдикцией государств-участников. Кроме того, данная доктрина не является и необходимой для разумного ограничения прав и свобод определенных категорий лиц, поскольку прямо предусмотренные Конвенцией ограничения позволяют учитывать специфику их особого статуса⁹⁷. Например, согласно пункту 3(a) (b) статьи 4 Конвенции, работа лиц, находящихся в заключении, а также военная и альтернативная гражданская служба не подпадают под запрет принудительного или обязательного труда. А статья 3 (запрещение пыток, бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания), напротив, в силу самой своей формулировки является специальной гарантией для лиц, лишенных свободы. Допустимые основания ограничений (вмешательства в осуществление) прав, предусмотренные пунктами 2 статей 8, 9, 10, 11, позволяют оправдывать действительно необходимые ограничения соответствующих прав в специфических ситуациях лишения свободы, военной или гражданской государственной службы. В частности, ограничение права заключенного свободно покидать страну может быть оправдано интересами поддержания общественного порядка (пункт 2 статьи 2 Протокола №4 к Конвенции)⁹⁸.

Наконец, недопустимость каких-либо подразумеваемых ограничений, не оправданных предусмотренной Конвенцией целью, прямо следует из ее статей 17 и 18.

Предложенная Комиссией доктрина неотъемлемых подразумеваемых ограничений прав и свобод, обусловленных особой ситуацией их осуществления и специальным статусом лиц, обжалующих их нарушение, не была поддержана Европейским Судом. В решении по делу Де Вильде, Оомс и Версип против Бельгии от 18 июня 1971 года⁹⁹ Суд расценил контроль за перепиской лиц, принудительно содержащихся в специальных учреждениях в связи с бродяжничеством, как вмешательство в осуществление права, предусмотренного пунктом 1 статьи 8 (уважение корреспонденции), которое, однако, счел оправданным в соответствии с пунктом 2 статьи 8 (п. 93).

Позднее в решении по делу Голдер против Соединенного Королевства от 21 февраля 1975 года¹⁰⁰ Суд прямо отверг довод правительства Великобритании, утверждавшего, что осуществление права на корреспонденцию может подвергаться не только вмешательству, предусмотренному в пункте 2 статьи 8, но и подразумеваемому вмешательству, вытекающему, inter alia, из пункта 1 (а) статьи 5: законное содержание лица под стражей после его осуждения компетентным судом неизбежно влечет последствия, затрагивающие действие других статей Конвенции, включая статью 8 (п. 44). Европейский Суд подчеркнул, что этот тезис расходится с его подходом к решению аналогичного вопроса в деле о бродяжничестве. Более того, он вступает в конфликт с самим текстом статьи 8 Конвенции. Использованная в пункте 2 ограничительная формула ("Не допускается вмешательство... за исключением...") не оставляет места для доктрины подразумеваемых ограничений (п. 44). При этом Суд согласился с тем, "что "необходимость" вмешательства в осуществление права на корреспонденцию находящихся в тюрьме осужденных следует оценивать с учетом обычных и разумных требований тюремного заключения. "Предотвращение беспорядков или преступлений", например, может служить оправданием более широких мер вмешательства в отношении лица, находящегося в тюрьме, чем лица, находящегося на свободе. В этих пределах, но только в них, правомерное лишение свободы в смысле статьи 5 не вступает в противоречие с применением статьи 8" (п.45). В данном конкретном случае, по мнению Суда, нет никаких оснований считать, что запрет осужденному вступить в переписку с адвокатом с целью предъявления иска о диффамации к офицеру тюремной администрации может быть необходим в демократическом обществе в целях, указанных в пункте 2 статьи 8 Конвенции (п.45).

Комиссия по правам человека в своей практике также отказалась от доктрины подразумеваемых неотъемлемых ограничений, о чем свидетельствуют ее решения, принятые после рассмотрения дела Голдера¹⁰¹. Подобная эволюция подхода является еще одним подтверждением действия принципа верховенства права.

12. Вместе с тем в решении по делу Голдер против Соединенного Королевства Европейский Суд сформулировал иной вариант доктрины "подразумеваемых ограничений" ("implied limitations"), отметив, что в том случае, когда Конвенция не дает четкого определения права и оно выводится из содержания ее положений (как право на доступ к правосудию, признанное Судом неотъемлемой составляющей прав, гарантированных пунктом 1 статьи 6 Конвенции), данное право не является абсолютным и молчаливо допускается возможность его ограничения, не затрагивающего его сущности (п. 38).

Впервые данный подход был использован Судом в деле о языках в Бельгии. В решении от 23 июля 1968 года¹⁰² Суд отметил, что "право на образование по самой своей природе требует государственного регулирования, которое может меняться в зависимости от места и времени, в соответствии с потребностями и ресурсами как общества, так и конкретных лиц. Само собой разумеется, что подобное регулирование никогда не должно ни наносить ущерба сути права на образование, ни вступать в конфликт с другими правами, закрепленными в Конвенции" (п. 5). В решении по делу Голдера Суд подчеркнул, что "указанные соображения еще более справедливы в отношении любого права, которое в отличие от права на образование не выражено достаточно четко" (п. 38).

Позднее при толковании статьи 3 Протокола № 1 к Конвенции Суд ссылался на позицию, выраженную в решении по делу Голдера, как на общий принцип, установленный им применительно к правам, прямо не сформулированным в Конвенции. Суд согласился с позицией Комиссии по правам человека, признавшей, что статья 3 Протокола № 1 гарантирует субъективные права голосовать и выдвигать свою кандидатуру на выборах органа законодательной власти¹⁰³. Однако, указал Суд, данные права не носят абсолютного характера. Поскольку статья 3 их признает, но прямо не называет и тем более не дает им юридическое определение, существует возможность имплицитных ограничений. В правовых системах государств-участников Конвенции избирательное право и правила избираемости обусловлены рядом требований, которые в принципе не противоречат статье 3 Протокола № 1. Государства-участники располагают широкими пределами усмотрения в данной области, однако только Европейский Суд окончательно определяет, соблюдены ли при этом требования статьи 3 Протокола № 1. Суд должен удостовериться в том, что условия, установленные внутренним правом, не ограничивают права граждан до такой степени, что выхолащивается сама их суть и они становятся неэффективными, а также в том, что установленные условия преследуют правомерную цель, а использованные при этом средства не являются несоразмерными. Главное - установленные требования и ограничения не должны препятствовать "свободному волеизъявлению народа при выборе органов законодательной власти"¹⁰⁴.

Таким образом, разработанная Судом доктрина "подразумеваемых ограничений" ("implied limitations") в отличие от концепции "подразумеваемых неотъемлемых ограничений" ("inherent limitations"), которой ранее придерживалась Комиссия, представляется вполне соответствующей принципу верховенства права, так как их установление во внутреннем праве государств-участников нуждается в таком же оправдании, что и использование ограничений, прямо допускаемых Конвенцией.

13. Своеобразным видом допустимых ограничений прав и свобод является так называемая дерогация - отступление от обязательств по Конвенции, которое государство-участник может сделать в соответствии со статьей 15. Данная статья устанавливает, что в случае войны или при иных чрезвычайных обстоятельствах, угрожающих жизни нации, любая из Высоких Договаривающихся Сторон может принимать меры в отступление от ее обязательств по Конвенции (пункт 1). Государство, использующее это право, исчерпывающим образом информирует Генерального секретаря Совета Европы о введенных мерах и о причинах их принятия (пункт 3).

Дерогация не допускается в отношении обязательств обеспечивать право на жизнь (статья 2 Конвенции), в том числе и обязательств по отмене смертной казни в мирное время (статьи 1, 2 и 3 Протокола № 6 к Конвенции), за исключением случаев гибели людей в результате правомерных военных действий; запретов пыток, бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания (статья 3 Конвенции); рабства и подневольного состояния (пункт 1 статьи 4 Конвенции); осуждения за деяние, которое в момент его совершения не признавалось уголовным преступлением (статья 7 Конвенции); повторного осуждения или наказания в уголовном порядке (статья 4 Протокола № 7 к Конвенции).

В отношении иных обязательств по Конвенции дерогация возможна при соблюдении целого ряда условий. Во-первых, это наличие войны или иных чрезвычайных обстоятельств, угрожающих жизни нации. Последние Европейский Суд определил как "исключительную ситуацию кризиса или крайней опасности, которая затрагивает все население и представляет угрозу организованной жизни общества"¹⁰⁵. При этом опасность должна быть столь велика, что обычные меры, допустимые в соответствии с Конвенцией, оказываются явно не адекватными ситуации. Необходимо не только, чтобы государство имело достаточные основания полагать, что такая опасность существует, она должна действительно наличествовать¹⁰⁶.

Во-вторых, меры, которые государство принимает в отступление от своих обязательств по Конвенции, должны строго соответствовать чрезвычайности ситуации, быть действительно необходимыми, неизлишними. При их оценке Суд рассматривает следующие вопросы: является ли дерогация необходимой для того, чтобы противостоять угрозе жизни нации? являются ли предпринятые меры соразмерными существующей опасности? оправдано ли их применение в течение всего времени действия? Возможно, что меры, очевидно необходимые сначала, перестают быть таковыми в дальнейшем, так как оказываются неэффективными или перестают соответствовать остроте ситуации¹⁰⁷. В решении по делу Ирландия против Соединенного Королевства от 18 января 1978 года Суд подчеркнул, что "толкование статьи 15 должно оставлять место для прогрессивной адаптации"¹⁰⁸.

При оценке адекватности мер, предпринятых в связи с дерогацией, Суд учитывает не только опасность сложившейся ситуации, но и наличие гарантий от возможных злоупотреблений при их осуществлении¹⁰⁹. В частности, при увеличении в условиях чрезвычайной ситуации и отступления от обязательств по пункту 3 статьи 5 Конвенции срока предварительного задержания и заключения под стражу по подозрению в совершении преступления Суд признает необходимым наличие эффективных гарантий, которые предоставляют существенную защиту от произвола и содержания под стражей incommunicado (в полной изоляции от внешнего мира), как то: возможность обратиться к врачу, адвокату, родственнику или другу и предстать перед судьей, чтобы проверить законность содержания под стражей. В противном случае задержанный оказывается оставленным исключительно на милость тех, кто его задержал, и становится уязвимым не только в отношении произвольного вмешательства в его право на свободу, но также и в отношении пыток¹¹⁰.

В-третьих, меры, реализуемые в порядке отступления от обязательств в соответствии с Конвенцией, не должны противоречить другим обязательствам государства по международному праву. Это прямо предусмотрено в пункте 1 статьи 15 и следует из статьи 53 Конвенции, согласно которой ничто в ней не может быть истолковано как ограничение или умаление любого из прав человека и основных свобод, обеспечиваемых на основании любого иного соглашения, участником которого является Сторона Конвенции.

Наконец, об отступлении от положений Конвенции на основании статьи 15, о введенных в связи с этим мерах и причинах их принятия, а также о дате прекращения действия таких мер и о возобновлении применения положений Конвенции в полном объеме должен быть исчерпывающим образом проинформирован Генеральный секретарь Совета Европы¹¹¹. Такое оповещение должно последовать в кратчайшее время (Суд признал 12-дневный срок не выходящим за данные рамки)¹¹². Меры, предпринятые до официальной дерогации, не могут быть ею оправданы.

Обоснованность отступлений от положений Конвенции в соответствии со статьей 15 и меры, осуществляемые в связи с этим, подлежат контролю Европейского Суда¹¹³. При этом Суд неизменно подчеркивает в своих решениях, что именно государствам-участникам Конвенции, на которых возложена ответственность за "жизнь нации", надлежит определять, угрожает ли обществу серьезная опасность, и если да, то какие меры должны быть предприняты для ее устранения. Непосредственно и постоянно сталкиваясь с опасными реалиями сложившейся ситуации, национальные власти находятся в принципе в лучшем положении, чем международный судья, для того чтобы установить наличие такой опасности и определить характер и пределы отступления от обязательств по Конвенции, необходимые для ее преодоления. Следовательно, в этом отношении национальным властям должны быть предоставлены широкие пределы усмотрения. Однако Договаривающаяся Сторона не обладает неограниченной свободой усмотрения. Суд компетентен решать, были ли меры, предпринятые государством, строго необходимы в связи со сложившейся чрезвычайной ситуацией. Свобода усмотрения национальных властей сочетается с европейским контролем. Осуществляя контроль, Суд должен учитывать такие факторы, как характер прав, в отношении которых государство отступило от обязательств по Конвенции, обстоятельства, способствовавшие возникновению и сохранению чрезвычайной ситуации¹¹⁴.

Дерогация носит временный характер, что следует из пунктов 1 и 3 статьи 15 Конвенции.

14. Особое место в системе Конвенции занимает статья 17, в соответствии с которой ничто в Конвенции не может толковаться как означающее, что какое-либо государство, какая-либо группа лиц или какое-либо лицо имеет право заниматься какой бы то ни было деятельностью или совершать какие бы то ни было действия, направленные на упразднение прав и свобод, признанных в Конвенции, или на их ограничение в большей мере, чем это в ней предусматривается. Статья 17 устанавливает безусловные пределы как для осуществления прав и свобод, так и для деятельности государства по их защите или ограничению. В одном из своих решений Комиссия подчеркнула, что данное фундаментальное положение призвано обеспечить охрану прав, указанных в Конвенции, посредством защиты свободного функционирования демократических институтов, и ее целью является не допустить использование приверженцами тоталитарных доктрин прав, гарантированных Конвенцией, для ликвидации прав человека¹¹⁵.

15. Статья 1 Конвенции о защите прав человека и основных свобод возлагает на государства-участники обязанность обеспечивать гарантированные права и свободы "каждому, находящемуся под их юрисдикцией". В данном контексте термин "каждый" подчеркивает универсальный характер признаваемых Конвенцией прав человека и означает "любое частное лицо". Конвенция защищает права всех частных лиц независимо от их гражданства, дееспособности и любых иных обстоятельств. А выражение "находящийся под их юрисдикцией" устанавливает единственную необходимую связь между "каждым" и государством-участником Конвенции¹¹⁶. Наличие или отсутствие каких-либо иных правовых отношений между ними (гражданство, постоянное или временное местожительство (местонахождение)¹¹⁷, регистрация (для юридических лиц)¹¹⁸, нахождение имущества, уплата налогов и т. п.) значения не имеет.

При подготовке проекта Конвенции Консультативная Ассамблея предлагала возложить на государства-участники обязательство по обеспечению прав и свобод в отношении всех лиц, проживающих в пределах их государственной территории. Но Комитет экспертов Комитета Министров Совета Европы изменил данную формулировку, отметив в своем докладе: "Представляется, что есть все основания, чтобы распространить возможности, предоставляемые Конвенцией, на всех лиц, находящихся на территории подписавших ее государств, даже на тех, которые не могут рассматриваться как проживающие там в юридическом смысле слова"¹¹⁹. Позднее, рассматривая межгосударственную жалобу Австрии против Италии, Европейская Комиссия по правам человека подчеркнула: "Становясь Стороной Конвенции, государство принимает перед другими Высокими Договаривающимися Сторонами обязательство обеспечить права и свободы, определенные в Разделе I, каждому лицу, находящемуся под его юрисдикцией, независимо от его гражданства или статуса, следовательно, оно принимает обязательство обеспечить эти права и свободы не только своим гражданам и гражданам других Высоких Договаривающихся Сторон, но и гражданам государств, на являющихся сторонами Конвенции, а также лицам без гражданства"¹²⁰.

Другими словами, чтобы нести ответственность за нарушение прав и свобод лица, государство должно обладать реальной возможностью (публично-властными полномочиями) для их обеспечения¹²¹. Юрисдикция государства не обязательно ограничена государственной территорией, она охватывает всех лиц и собственность, на которых в той или иной мере фактически распространяется его власть¹²². При этом государство несет ответственность и за несанкционированные действия своих должностных лиц¹²³.

16. Важная позиция, касающаяся пределов юрисдикции государства в смысле статьи 1 Конвенции, была сформулирована Судом в решениях по делу Лоизиду против Турции¹²⁴. Гражданка Кипра г-жа Титина Лоизиду, проживающая в Никосии, владела несколькими участками земли в Кирении на севере острова. С 1974 года из-за раздела Кипра на греческую и турецкую части она была лишена доступа к своей собственности и полностью утратила контроль над ней. Заявительница утверждала, среди прочего, что в связи с этим имело место нарушение ее права собственности, гарантированного статьей 1 Протокола № 1 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод, ответственность за которое лежит на правительстве Турции, оккупировавшей северную часть острова. Правительство Турции в свою очередь настаивало на том, что оно не осуществляет юрисдикцию в отношении северной части острова Кипр, где создана Турецкая Республика Северный Кипр (ТРСК), являющаяся демократическим и конституционным государством, основанным турками-киприотами, боровшимися за свое право на самоопределение, а турецкие войска находятся на этой территории лишь для охраны ее населения с согласия руководства ТРСК. Г-жа Лоизиду утратила свое право собственности в результате процесса "деприватизации" греческой собственности в северной части Кипра, который начался в 1974 году и принял затем форму необратимой экспроприации в силу статьи 159(1)(b) Конституции ТРСК от 7 мая 1985 года.

Европейский Суд в решении от 18 декабря 1996 года исходил из того, что ТРСК не может рассматриваться как государство в смысле международного права, а ее Конституция - как имеющая юридическую силу для целей Конвенции о защите прав человека и основных свобод (п. 42-44). При этом он ссылался на Резолюции Совета Безопасности ООН № 541 (1983 года) и № 550 (1984 года), которые объявляли создание ТРСК юридически недействительным, призывали мировое сообщество не признавать на острове иного государства, кроме Республики Кипр, и были поддержаны Комитетом Министров Совета Европы и Европейским Сообществом.

Далее Суд подтвердил правовые позиции, выраженные в предыдущем решении по делу Лоизиду, о том, что, согласно существующей судебной практике, "юрисдикция" в соответствии со статьей 1 Конвенции не ограничивается национальными территориями государств-участников Конвенции. Ответственность государства-участника распространяется в равной степени и на те случаи, когда любое действие или бездействие его властей приводит к определенным последствиям за пределами его территории. Применительно к данному делу Суд счел, что в свете принципов международного права об ответственности государства особенно важно, что вопрос об ответственности может возникнуть и тогда, когда в результате военных действий, законных или незаконных, государство получило возможность осуществлять эффективный контроль над территорией, находящейся за пределами его государственных границ.

Обязательства обеспечить на такой территории права и свободы, гарантируемые Конвенцией, вытекают из факта контроля над ней со стороны государства-члена Конвенции независимо от того, осуществляется ли он вооруженными силами данной страны или эта территория контролируется подчиненной ему местной администрацией (п. 62 решения от 23 марта 1995 года, п. 52 решения от 18 декабря 1996 года).

Суд принял во внимание, что заявительница лишилась контроля над собственностью в результате оккупации северной части Кипра турецкими войсками и создания на этой территории Турецкой Республики Северный Кипр и турецкие силы неоднократно чинили ей препятствия в отношении доступа к собственности (п. 62 решения от 23 марта 1995 года, п. 54 решения от 18 декабря 1996 года).

Учитывая значительное количество турецких войск, находящихся в северной части Кипра, Суд счел совершенно очевидным, что турецкая армия полностью контролирует эту часть острова, что влечет за собой ответственность Турции за политику и действия властей ТРСК. Лица, которые на себе испытывают результаты указанной политики и деятельности властей ТРСК, фактически оказываются "под юрисдикцией" Турции в смысле статьи 1 Конвенции. Таким образом, обязательства Турции по обеспечению гарантируемых Конвенцией прав и свобод распространяются и на северную часть Кипра. При этом, по мнению Суда, не имеет значения, законный или незаконный характер в свете норм международного права носит интервенция Турции на Кипре (п. 56 решения от 18 декабря 1996 года).

По указанным соображениям Суд признал Турцию ответственной за нарушение статьи 1 Протокола № 1 к Конвенции в отношении г-жи Лоизиду.

В контексте действия принципа верховенства права представляет интерес затронутый в деле Лоизиду вопрос о международном признании ТРСК и юридической силе ее Конституции. Суд, отказавшись рассматривать ТРСК как суверенное государство, сослался в решении от 18 декабря 1996 года на соответствующие резолюции международных организаций и международную практику (ни одно государство мира, кроме Турции, не признало ТРСК), не представив содержательное обоснование своей позиции. Это было сделано в совпадающем мнении судьи Л. Вильдхабера, к которому присоединился судья Р.Риссдал. Судьи отметили, что "до недавнего времени в международной практике право на самоопределение в практическом плане было идентично праву на деколонизацию и фактически сводилось только к нему. В последние годы возник консенсус в понимании того факта, что народ может также стремиться к самоопределению, если права человека систематически и грубо нарушаются, если он полностью лишен представительства или представлен явно недостаточно в органах власти с помощью антидемократических и дискриминационных методов". Таким образом, право на самоопределение - это "инструмент, способный служить восстановлению элементарных норм в области прав человека и демократии". В связи с этим, "когда право на самоопределение не укрепляет и не восстанавливает права человека и демократические принципы для всех граждан и общественных структур, что имеет место в данном случае, нельзя не считаться с политикой непризнания ТРСК, проводимой мировым сообществом".

Противоположная точка зрения, акцентирующая внимание на формальных моментах международного признания ТРСК и возможных политических последствиях судебного решения, выражена в особых мнениях ряда судей, оставшихся в меньшинстве. Так, судья П.Ямбрек подчеркнул, что на момент рассмотрения дела еще не ясно, какая сторона конфликта или какое компромиссное решение будет иметь "окончательный успех", а от этого будет зависеть и законность правовых актов ТРСК, затрагивающих права заявительницы (п. 6 особого мнения).

Кроме того, судья Ямбрек обратил внимание на то, что данное решение "может привести к появлению еще сотни тысяч подобных дел, где заявители будут иметь законные основания рассчитывать на то, что как Комиссия, так и Суд будут руководствоваться данным прецедентом. <...> Суд фактически принимает решение с далеко идущими последствиями по широкому кругу вопросов, затрагивающих международное публичное право" (п.7 особого мнения). Более того, "данное решение может повлиять на то, каким образом Суд будет рассматривать в будущем дела, касающиеся новых государств-участников, таких как Хорватия, Босния и Герцеговина или Россия. Суду стоило бы проанализировать то, что происходит в хорватском районе Крайна, в Республике Сербия, в разных частях Боснии и Герцеговины или в Чечне. В этих местах предполагаемые нарушения прав человека и основных свобод, на страже которых стоит Конвенция, возможно, исчисляются уже миллионами, а не "просто сотнями тысяч возможных судебных дел"... Проблема соблюдения прав человека приобретает более сложный характер, когда речь идет о таких индивидуальных делах, как, например, данное дело, которые неразрывно связаны с решением крупномасштабных межобщинных, этнических и/или политических конфликтов".

Руководствуясь указанными соображениями, судья Ямбрек предлагал признать жалобу Т. Лоизиду неприемлемой (п. 9 особого мнения).

Отвергнув подобные аргументы, Суд еще раз подтвердил свою приверженность принципу верховенства права.

17. Европейская Комиссия и Суд неизменно исходят из того, что государство ответственно за действия своих должностных лиц, совершенные за пределами государственной территории, в частности за действия дипломатических и консульских представителей¹²⁵. Так, Комиссия возложила на ФРГ ответственность за действия немецкого консула в Марокко¹²⁶. В обоснование своего решения Комиссия указала, что граждане государства в определенном отношении находятся под его юрисдикцией, даже когда они постоянно или временно проживают за границей. Комментаторы Конвенции считают такую аргументацию не вполне корректной, отмечая, что не следует проводить каких-либо различий между гражданами государства и другими лицами, ибо нельзя всерьез утверждать, что государство несет ответственность за действия своих дипломатических и консульских представителей только в отношении своих граждан, но не иностранцев. Значение выражения "каждый, находящийся под их юрисдикцией", используемого в статье 1 Конвенции, совершенно иное; оно не может означать, что государство несет ответственность за нарушения, допущенные на его территории в отношении прав любых лиц, а за ее пределами - только в отношении своих граждан, это противоречило бы всей системе Конвенции. С учетом положений статьи 63 Конвенции (статья 56 новой редакции) государство ответственно за нарушения Конвенции, где бы они ни были допущены¹²⁷.

Европейская Комиссия неоднократно возлагала на Турцию ответственность за действия ее вооруженных сил за границей¹²⁸, а Швейцария была признана ответственной за действия ее должностных лиц, последствия которых имели место в Лихтенштейне¹²⁹.

18. В некоторых случаях государство-участник может признаваться ответственным за потенциально возможные нарушения гарантированных Конвенцией прав третьими странами, не являющимися Сторонами Конвенции. В частности, законная высылка лица в страну или выдача его стране, где существует серьезный риск того, что оно может быть подвергнуто пыткам либо бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию, рассматривается как нарушение статьи 3 Конвенции и влечет ответственность государства, осуществившего высылку или выдачу¹³⁰. Видимо, это обусловлено тем особым значением, которое придается статье 3 Конвенции как охраняющей одну из основных ценностей демократического общества¹³¹.

В решении по делу Сёринг против Соединенного Королевства от 7 июля 1989 года¹³² Европейский Суд, отметив, что право на справедливое разбирательство уголовного дела, сформулированное в статье 6 Конвенции, занимает важное место в демократическом обществе, не исключил того, что в особых случаях может возникнуть вопрос о нарушении статьи 6 в результате решения об экстрадиции, если скрывающийся от правосудия преступник столкнулся с тем, что грубейшим образом нарушено его право на справедливое судебное разбирательство или существует риск подобного нарушения в стране, требующей его выдачи (п. 113). Таким образом Суд создал предпосылки для возможного признания соответствующей ответственности запрашиваемого государства в будущем (по данному делу такой риск не был выявлен).

Ранее Комиссия по правам человека придерживалась принципиально иной позиции, полагая, что в случае экстрадиции ответственность запрашиваемого государства за возможные нарушения прав человека в запрашивающем государстве ограничивается статьей 3 Конвенции и не распространяется на другие гарантированные ею права, в частности и на права, предусмотренные статьей 6. Так, Комиссия признала неприемлемой жалобу заявителя, подозреваемого в дезертирстве из армии, который утверждал, что в случае его выдачи Индии он будет лишен права на справедливое судебное разбирательство в течение разумного срока¹³³. Комментаторы Конвенции объясняют подобную позицию тем, что при ином подходе правонарушитель может избежать наказания, поскольку государства сравнительно редко преследуют в судебном порядке лиц, в выдаче которых они отказали¹³⁴.

Судья Ж. Де Мейер в совпадающем мнении по делу Сёринга отметил, что экстрадиция должна признаваться недопустимой и тогда, когда в ее результате в запрашивающем государстве под угрозу ставится право на жизнь. По мнению судьи Де Мейера, если речь идет о праве человека на жизнь, ни одно государство, к которому обратились с запросом о выдаче, не имеет права допустить, чтобы запрашивающее государство предприняло такие действия, которые само запрашиваемое государство не имеет права совершить. Если внутреннее право государства не предусматривает смертной казни за преступление, в связи с совершением которого обратились с запросом о выдаче, оно не имеет права создавать такую ситуацию, когда за это же преступление лицо может быть лишено жизни по решению другого государства. Кроме того, судья Де Мейер подчеркнул, что смертная казнь не соответствует современному уровню развития европейской цивилизации, а выдача лица при подобных обстоятельствах несовместима с европейскими стандартами правосудия и противоречит публичному порядку в Европе. Ни одно из государств-участников Конвенции, даже если оно еще не ратифицировало Протокол № 6, не имеет права выдавать какое-либо лицо, если в результате этого оно подвергнется риску быть казненным в государстве, запрашивающем об экстрадиции.

19. Вместе с тем Конвенция содержит так называемую колониальную оговорку¹³⁵, позволяющую государствам-участникам распространять ее действие на территории, которые находятся от них в определенной зависимости. В соответствии со статьей 56 Конвенции (статья 63 прежней редакции) любое государство при ее ратификации или впоследствии может путем уведомления Генерального секретаря Совета Европы заявить о том, что действие Конвенции распространяется на все территории, за внешние сношения которых оно несет ответственность, или на любую из них (пункт 1). При этом положения Конвенции применяются на упомянутых территориях с надлежащим учетом местных условий (пункт 3), а любое государство, которое сделало такое заявление, может впоследствии в любое время заявить, применительно к одной или нескольким территориям, указанным в этом заявлении, о признании компетенции Суда принимать индивидуальные жалобы, как это предусмотрено статьей 35 Конвенции (пункт 4). Аналогичные оговорки содержат и Протоколы № 1, 4, 6, 7 и 12 к Конвенции.

Казалось бы, согласно статье 1 Конвенции, которая не определяет территориальных пределов юрисдикции государства, Конвенция должна распространяться и на зависимые от него территории просто в силу ее ратификации метрополией. Однако статья 56 (статья 63 прежней редакции) образует своего рода изъятие из положений статьи 1 Конвенции¹³⁶. Появление "колониальной оговорки" было обусловлено историческими обстоятельствами, и сегодня она не имеет большого значения¹³⁷.

В практике Европейского Суда было несколько дел, связанных с толкованием понятия "местные условия", с надлежащим учетом которых должны применяться положения Европейской конвенции на зависимых территориях (пункт 3 статьи 56). Суд исходит из достаточно узкого понимания данной оговорки как предполагающей учет только уровня цивилизационного развития колониальных территорий, не позволяющего обеспечить применение Конвенции в полном объеме¹³⁸, и не поддерживает государства, пытающиеся ссылками на нее обосновать ограничения прав и свобод, допущенные исходя из иных обстоятельств.

Так, в решении по делу Пьермонт против Франции от 27 апреля 1995 года¹³⁹ Европейский Суд отверг попытку французского правительства на основе пункта 3 статьи 63 Конвенции (статья 56 новой редакции) оправдать ограничение свободы выражения мнения (статья 10 Конвенции) гражданки Германии - члена Европарламента во Французской Полинезии. Суд указал, что выдвинутые правительством аргументы фактически сводятся к существованию на данной территории напряженной политической атмосферы, связанной с предвыборной кампанией. По мнению Суда, сложившаяся в Полинезии политическая ситуация хотя и является, вполне вероятно, сложной, но относится к типу тех условий и обстоятельств, которые могут иметь место и в метрополии, и сама по себе не может быть истолкована как "местные условия", оправдывающие вмешательство в осуществление права, гарантированного статьей 10 Конвенции (п. 59).

В деле Тайрер против Соединенного Королевства¹⁴⁰ правительство Великобритании предлагало рассматривать применение телесных наказаний в отношении несовершеннолетних на острове Мэн как подпадающее под действие оговорки о надлежащем учете местных условий в смысле пункта 3 статьи 63 Конвенции (пункт 3 статьи 56 новой редакции) в связи с тем, что подобная практика поддерживается общественным мнением населения острова. Суд отверг эти доводы, указав, что искренние убеждения части местного населения несомненно дают некоторые основания полагать, что телесные наказания, назначаемые по решению суда, рассматриваются на острове Мэн как необходимое средство сдерживания и поддержания правопорядка. Однако для применения пункта 3 статьи 63 необходимо большее: должны быть определенные и убедительные доказательства наличия "местных условий", и Суд не может рассматривать в качестве таких доказательств субъективные представления и местное общественное мнение.

Суд обратил внимание на тот факт, что в подавляющем большинстве государств-членов Совета Европы телесные наказания не назначаются, а в некоторых из них они никогда не применялись в современную эпоху; на самом острове Мэн соответствующее законодательство в течение многих лет является предметом пересмотра. Все это, по мнению Суда, порождает сомнения относительно того, что применение таких наказаний необходимо для поддержания правопорядка в европейской стране. Суд отметил, что остров Мэн не только обладает давними и высокоразвитыми политическими, социальными и культурными традициями, но и является современным обществом. Исторически, географически и культурно остров всегда принадлежал к семье европейских народов и должен рассматриваться как полностью разделяющий "общее наследие политических традиций, идеалов, свободы и верховенства права", на которые ссылается преамбула к Конвенции. А система, установленная статьей 63, предназначалась прежде всего для использования в отношении все еще существовавших во время разработки Конвенции некоторых колониальных территорий, чей уровень цивилизации, как тогда полагали, не позволял применять Конвенцию в полном объеме.

Наконец, даже если бы правопорядок на острове Мэн не мог поддерживаться без назначения телесных наказаний, от этого их применение не стало бы совместимым с Конвенцией. Запрет, содержащийся в статье 3, является абсолютным, и в соответствии с пунктом 2 статьи 15 Договаривающиеся Государства не могут отступать от обязательств по статье 3 даже в случае войны или иных чрезвычайных обстоятельств, угрожающих жизни нации; тем более никакие местные условия, связанные с поддержанием правопорядка, не дают ни одному из государств права, основываясь на статье 63, применять наказание, противоречащее статье 3 (п.38).

Когда колониальная территория становится независимой, утрачивает силу соответствующее заявление бывшей метрополии, так как последняя перестает быть ответственной за международные отношения нового государства, и не требуется специального акта о денонсации Конвенции применительно к данной территории. В свою очередь возникшее государство не может оставаться Стороной Конвенции на основе правопреемства, ибо, согласно пункту 1 статьи 59 Конвенции (пункт 1 статьи 66 прежней редакции), ее участниками могут быть только члены Совета Европы. Так, после обретения независимости Мальта и Кипр стали членами Совета Европы и участниками Конвенции о защите прав человека и основных свобод¹⁴¹. Если же ранее зависимая территория становится частью метрополии, то с этого момента Конвенция автоматически распространяется на нее в полном объеме. Так, 7 апреля 1953 года Дания сделала заявление в соответствии со статьей 63 Конвенции (прежней редакции) в отношении Гренландии, а 5 июня 1953 года, еще до вступления в силу самой Конвенции, Гренландия стала неотъемлемой частью территории Дании и Конвенция после ее вступления в силу автоматически применяется в отношении Гренландии независимо от сделанного заявления¹⁴².

20. Обязательства, принимаемые государствами-участниками Конвенции, носят объективный характер, а не являются взаимными, как это обычно свойственно международным договорам. Стороны Конвенции связаны взаимными обязательствами не в отношении друг друга, а в отношении частных лиц, находящихся под их юрисдикцией; цель данных обязательств - установление общего публичного порядка и защита прав частных лиц от нарушений любой из Высоких Договаривающихся Сторон. Данная позиция была сформулирована Европейской Комиссией при рассмотрении дела Австрия против Италии¹⁴³ и подтверждена Европейским Судом в решении по делу Ирландия против Соединенного Королевства от 18 января 1978 года¹⁴⁴: "В отличие от международных договоров классического типа Конвенция включает в себя больше, чем просто взаимные обязательства между Договаривающимися Государствами. Кроме системы взаимных двусторонних обязательств она создает объективные обязательства, которые, как указано в преамбуле, становятся более действенными за счет "коллективного осуществления"" (п. 239).

21. Формулировка статьи 1 Конвенции, согласно которой Высокие Договаривающиеся Стороны обеспечивают каждому, находящемуся под их юрисдикцией, гарантируемые ею права и свободы, предполагает наличие у государств-участников как негативных, так и позитивных обязательств. Первые (негативные) наиболее очевидны, ибо Конвенция направлена прежде всего на ограничение вмешательства публичных властей в осуществление прав и свобод человека¹⁴⁵. Негативные обязательства государства в соответствии с Конвенцией заключаются в недопущении нарушений ее положений со стороны органов и лиц, наделенных публично-властными полномочиями. При этом создание препятствий для действенного осуществления права может быть равносильно нарушению права, даже если это препятствие и носит временный характер, а наличие фактических помех реализации права может нарушать Конвенцию точно так же, как и существование юридических препятствий¹⁴⁶.

Одновременно Европейская Комиссия и Европейский Суд в своей практике исходят из того, что Конвенция налагает на государства-участники и позитивные обязательства, связанные с необходимостью предпринимать определенные действия, направленные на предотвращение нарушений Конвенции¹⁴⁷.

Позитивные обязательства, возлагаемые на государства, могут быть разными. Суд в решении по делу Организация "Платформа "Врачи за жизнь" против Австрии от 21 июня 1988 года¹⁴⁸ отметил, что он не призван развивать общую теорию обязательств позитивного характера, вытекающих из Конвенции (п. 31). Однако анализ практики Европейского Суда и Европейской Комиссии позволяет выделить четыре группы позитивных обязательств сходного характера, признаваемых за государствами-участниками Конвенции.

К первой группе относятся обязательства осуществлять необходимые мероприятия по предотвращению нарушений Конвенции со стороны государственных органов и должностных лиц и проводить надлежащее расследование жалоб и обращений в связи с допущенными (по мнению заявителей) нарушениями. Данные обязательства государства неразрывно связаны с его негативными обязательствами и, по сути, являются их прямым продолжением и условием реализации. Так, в решении по делу Макканн и другие против Соединенного Королевства от 27 сентября 1995 года¹⁴⁹ Европейский Суд отметил, что содержащийся в статье 2 Конвенции (право на жизнь) запрет общеюридического характера лицам, действующим от имени государства, произвольно лишать кого-либо жизни был бы на практике неэффективен, если бы не существовала процедура для рассмотрения законности применения государственными органами силы, влекущей за собой лишение жизни. Обязанность государства охранять право на жизнь подразумевает и обязанность провести эффективное официальное расследование в случае гибели людей в результате применения силы, в том числе лицами, действующими от имени государства (п. 161).

Данная правовая позиция была подтверждена Судом в решении по делу Кайя против Турции от 19 февраля 1998 года¹⁵⁰(п. 86). Далее Суд подчеркнул, что "в процессуальном плане защита права на жизнь в соответствии со статьей 2 Конвенции включает обязанность властей отчитываться, почему было применено смертоносное оружие; это требует независимого и публичного расследования, чтобы определить, было ли применение силы оправданным в данных конкретных обстоятельствах" (п. 87). При этом ни большое число вооруженных столкновений, ни значительное количество несчастных случаев в том или ином регионе страны не могут заставить отказаться от предусмотренной статьей 2 обязанности обеспечить проведение действенного и независимого расследования причин и обстоятельств лишения жизни в результате столкновения с сотрудниками сил безопасности (п. 91). Неисполнение государством этой обязанности квалифицируется Судом как нарушение статьи 2 Конвенции (п. 92).

Европейский Суд специально отметил, что незамедлительное расследование обстоятельств применения государством силы, повлекшего смерть, поддерживает веру граждан в приверженность государства принципу верховенства права¹⁵¹. Данный принцип также предполагает, что публичность расследования является важной составляющей его эффективности. Степень публичности расследования может быть различной в зависимости от конкретных обстоятельств дела, однако в любом случае близкие родственники жертв должны быть вовлечены в расследование таким образом, чтобы им была предоставлена возможность защиты их правомерных интересов¹⁵².

В решении по делу Макканн и другие против Соединенного Королевства от 27 сентября 1995 года Суд констатировал, что при проведении антитеррористических операций государство должно, с одной стороны, исполнять свой долг по охране права на жизнь людей, подвергающихся угрозе теракта, а с другой - минимально применять силу, которая может повлечь лишение жизни, против тех, кто подозревается в создании такой угрозы (п. 192). Эти операции должны планироваться и проводиться так, чтобы свести к минимуму (насколько возможно) применение силы, которая может повлечь лишение жизни (п. 194). Властям следует проявлять величайшую осторожность при оценке находящейся в их распоряжении информации, инструктируя военнослужащих, применение оружия которыми предполагает стрельбу на поражение (п. 201, 211). В свою очередь военнослужащие должны проявлять необходимую осторожность при использовании огнестрельного оружия, даже когда они имеют дело с людьми, подозреваемыми в терроризме (п. 212).

В соответствии со статьей 2 Конвенции государство несет особую ответственность за жизнь лиц, над которыми оно осуществляет полный контроль, в частности лиц, лишенных свободы. В решении по делу Великова против Болгарии от 18 мая 2000 года¹⁵³ Суд подчеркнул, что в ситуациях, когда задержанный, находившийся в полном здравии до лишения свободы, умирает во время заключения, государство обязано предоставить убедительные объяснения относительно обстоятельств смерти, иначе оно может быть признано ответственным за нарушение статьи 2 Конвенции. Причем в тех случаях, когда всей информацией о соответствуюшем событии или большей ее частью обладают исключительно власти, например если лицо находилось в заключении под их контролем, действует строгая презумпция того, что телесные повреждения или смерть были причинены в период заключения. И бремя доказывания лежит именно на властях, которые должны представить удовлетворительные и убедительные объяснения относительно данных фактов (п. 70).

Аналогично обязательства по статье 3 (запрещение пыток) Конвенции предполагают обязанность государства проводить эффективное официальное расследование обоснованных жалоб лиц, которые утверждают, что подверглись обращению, подпадающему под запрет данной статьи, со стороны полиции или представителей других соответствующих государственных органов ¹⁵⁴. В частности, когда человек был заключен под стражу в полном здравии, а в момент освобождения имел телесные повреждения и утверждает, что они явились следствием плохого обращения с ним в заключении, государство обязано представить полные и достаточные объяснения относительно происхождения этих телесных повреждений¹⁵⁵. В противном случае общий юридический запрет пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания, несмотря на его основополагающее значение, оказывается неэффективным на практике и для представителей государства открывается возможность фактически безнаказанно нарушать права тех, кто находится под их контролем¹⁵⁶. Непроведение эффективного и объективного расследования соответствующих жалоб рассматривается Судом как нарушение статьи 3 Конвенции¹⁵⁷.

Система гарантий права на свободу и личную неприкосновенность, установленная статьей 5 Конвенции, по мнению Суда, предполагает обязанность государства документально оформлять задержание, фиксировать данные о времени и месте задержания, имени задержанного, основаниях для задержания и имени лица, его осуществившего, а также незамедлительно проводить расследование в случае поступления жалобы на то, что конкретное лицо было арестовано, а затем бесследно исчезло. Отсутствие у официальных властей подобной информации несовместимо с положениями статьи 5 Конвенции. Отказ властей подтвердить факт задержания лица, предоставить информацию о его местонахождении и дальнейшей судьбе, а также непроведение эффективного расследования факта исчезновения лица, предположительно задержанного официальными властями, образуют нарушение статьи 5 Конвенции¹⁵⁸. Более того, Суд расценивает невыполнение государством данных позитивных обязательств, вытекающих из статьи 5 Конвенции, как бесчеловечное обращение с родственниками лица, предположительно подвергшегося задержанию, которые являются жертвой безразличного отношения властей к их душевным мукам и страданиям, то есть как нарушение статьи 3 Конвенции¹⁵⁹.

Статья 13 Конвенции, согласно которой каждый, чьи права и свободы, признанные в Конвенции, нарушены, имеет право на эффективное средство правовой защиты в государственном органе, даже если это нарушение было совершено лицами, действовавшими в официальном качестве, сама по себе является позитивным обязательством государства предоставлять соответствующую защиту. Европейский Суд в ряде случаев трактует вытекающие из нее обязательства более широко. В частности, по мнению Суда, если имеется жалоба, что чей-то родственник исчез по вине властей, то в этом случае понятие "эффективное средство правовой защиты" в смысле статьи 13 предусматривает проведение тщательного и эффективного расследования для выявления и наказания лиц, несущих за это ответственность. Это понятие включает в себя также возможность эффективного доступа родственников к информации о ходе расследования. Непроведение такого расследования образует нарушение статьи 13 Конвенции¹⁶⁰.

Аналогично статья 13 налагает на государство обязательство проводить тщательное и эффективное расследование случаев применения пыток, обеспечивать доступ потерпевшего к расследованию, возмещение причиненного вреда, выявление и наказание ответственных лиц. Причем данное обязательство возникает независимо от заявления потерпевшего, если компетентному должностному лицу (например, прокурору) было известно о причиненных телесных повреждениях, так как после подобного обращения у человека очень часто могут быть ослаблены возможности и желание жаловаться¹⁶¹.

Вторая группа позитивных обязательств государств-участников Конвенции связана с защитой прав и свобод человека от нарушений со стороны частных лиц. В решении по делу X и Y против Нидерландов от 26 марта 1985 года¹⁶² Европейский Суд указал, что, хотя целью статьи 8 Конвенции (на нарушение которой ссылались заявители) является в основном защита индивида от произвольного вмешательства со стороны государства в его частную жизнь, она обязывает государство не только воздерживаться от такого вмешательства. Данное негативное обязательство может дополняться позитивными обязательствами, необходимыми для действительного обеспечения уважения частной или семейной жизни. Эти позитивные обязательства могут заключаться в принятии мер, направленных на обеспечение уважения частной жизни даже в отношениях людей между собой (п. 23). В данном деле Суд признал за государством обязанность обеспечить возможность уголовного преследования лица, изнасиловавшего умственно неполноценную девушку.

Эта правовая позиция была воспроизведена Судом в решении по делу Организация "Платформа "Врачи за жизнь" против Австрии от 21 июня 1988 года в связи с толкованием статьи 11 Конвенции. Суд отметил, что обеспечение истинной и эффективной свободы мирных собраний не может сводиться лишь к обязанности государства воздерживаться от вмешательства в их проведение. Чисто негативная концепция роли государства противоречит предмету и цели статьи 11. Эта статья подобно статье 8 иногда требует совершения позитивных действий. В частности, участники демонстрации должны иметь возможность проводить ее без опасения подвергнуться физическому насилию со стороны своих противников, ибо такие опасения могут воспрепятствовать группам, разделяющим общие идеи и интересы, открыто выражать свои мнения по актуальным вопросам жизни общества. В демократическом обществе право на проведение контрдемонстрации не может выливаться в ограничение осуществления права на демонстрацию (п. 32). В связи с этим в обязанность государства входит принятие разумных и надлежащих мер для обеспечения мирного характера разрешенных законом демонстраций. Однако Конвенция не требует достижения соответствующих результатов. Государства обладают широкими пределами усмотрения при выборе необходимых мер и не могут дать абсолютных гарантий в этом отношении (п. 34).

В решении по делу Осман против Соединенного Королевства от 28 октября 1998 года¹⁶³ Суд указал, что первое предложение пункта 1 статьи 2 Конвенции обязывает власти при определенных условиях предпринять превентивные оперативные меры по защите человека, чья жизнь подвергается опасности из-за преступных действий со стороны другого лица (п. 115). Однако при этом данная позитивная обязанность не должна истолковываться как основание для предъявления невыполнимых или несоразмерных требований к властям. Не всякое заявление о наличии опасности для жизни должно рассматриваться как налагающее на государство обязанность принять меры по ее предотвращению. Чтобы возложить на государство ответственность за невыполнение его позитивного обязательства по охране жизни, необходимо установить, что власти знали или должны были знать о существовании реальной и непосредственной опасности для жизни конкретного человека или людей, исходящей от возможных преступных действий других лиц, и не предприняли адекватные меры в пределах своей компетенции, которые могли бы предотвратить эту опасность (п. 116).

Позитивные обязательства, признаваемые за государствами-участниками Конвенции, служат в определенной мере основанием для возложения на них ответственности за действия частных лиц, нарушающие права и свободы человека, точнее - за отсутствие надлежащей защиты от таких нарушений. Подобная ответственность вытекает из формулировок статей 1 и 13 Конвенции. Так, в деле Костелло-Робертс против Соединенного Королевства¹⁶⁴ правительство Великобритании согласилось с тем, что оно в соответствии с Конвенцией несет ответственность за применение телесных наказаний в частной школе-интернате, не получающей финансовой поддержки от государства¹⁶⁵ (п. 26-28). В деле Пауэлл и Рейнер против Соединенного Королевства¹⁶⁶ заявители ссылались на нарушение статьи 8 Конвенции (право на уважение частной и семейной жизни) в связи с чрезмерно высоким уровнем шума в районе аэропорта Хитроу, где они проживали. Приняв во внимание, что аэропорт Хитроу и авиакомпании, использующие его, не являются и никогда не были государственной собственностью, не контролировались и не управлялись правительством или какой-либо организацией, представляющей его интересы (п. 39), Суд рассматривал жалобу в контексте позитивного обязательства государства принимать разумные и адекватные меры для обеспечения прав заявителей, гарантированных статьей 8 (п. 41). При этом меры, принятые компетентными государственными органами по борьбе с шумом, уменьшению его уровня и по компенсации за шум от самолетов в аэропорту Хитроу и вокруг него, включая сертификацию шума, ограничения на ночные полеты реактивных самолетов, контроль за уровнем шума, введение преференциальных маршрутов, чередование взлетно-посадочных полос, взимание сборов за шум при посадке самолетов, аннулирование лицензии на вертолетную связь между аэропортами Гэтвик и Хитроу, предоставление субсидий для проведения мер по изоляции шума, программу выкупа собственности, пришедшей в упадок в районе аэропорта, были признаны Судом достаточными в свете принципа справедливого равновесия между конкурирующими интересами личности и интересами общества, связанными с экономическим благосостоянием страны (п.41-43, 45-46).

Однако соответствующая практика достаточно противоречива, ибо в целом Комиссия и Суд признают неприемлемыми ratione personae (по основаниям лица) жалобы, направленные против частных лиц, так как не осуществляют в отношении них юрисдикцию.

В решении по делу Нильсен против Дании от 28 ноября 1988 года¹⁶⁷ Суд признал, что помещение ребенка в психиатрическую больницу с одобрения матери - родителя, ответственного за его воспитание, не образует нарушение статьи 5 Конвенции. Судья Х.А.Карильо Салседо в своем особом мнении не согласился с большинством судей. Он полагал, что статья 5 Конвенции (первое предложение пункта 1: "Каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность") налагает на государства позитивное обязательство защищать свободу лиц, находящихся под их юрисдикцией, посредством принятия соответствующего законодательства и иных действий. В данном случае Дания должна нести ответственность за отсутствие в ее внутреннем праве надлежащих процедур для судебного пересмотра решения о помещении ребенка в психиатрическую больницу родителем, ответственным за его воспитание, если этот ребенок не является психически больным и имеются разногласия по вопросу о праве на его воспитание.

Судья Карильо Салседо, по сути, выводит из статьи 5 Конвенции третью группу позитивных обязательств государств - осуществлять законодательное и иное правовое регулирование, необходимое для защиты прав и свобод человека от нарушений со стороны государства и частных лиц, то есть создавать своего рода юридическую среду, позволяющую нормально пользоваться правами, гарантированными Конвенцией.

Так, в решении по делу Матье-Моэн и Клерфейт против Бельгии от 2 марта 1987 года¹⁶⁸ Суд отметил, что формулировка статьи 3 Протокола № 1 к Конвенции ("Высокие Договаривающиеся Стороны обязуются проводить с разумной периодичностью свободные выборы путем тайного голосования в таких условиях, которые обеспечивали бы свободное волеизъявление народа при выборе органов законодательной власти") подчеркивает, что в данном случае на первый план выходит не обязательство государства воздерживаться от вмешательства в осуществление гарантированного права, как это имеет место в отношении большинства гражданских и политических прав, а обязательство государства принимать позитивные меры для "организации" демократических выборов (п. 50).

В решении по делу Маркс против Бельгии от 13 июня 1979 года¹⁶⁹ Суд указал, что из позитивного обязательства государства по статье 8 Конвенции, заключающегося в реальном "уважении" семейной жизни, следует, что когда государство в рамках своей внутренней правовой системы определяет режим некоторых семейных отношений, как, например, отношений между незамужней матерью и ее ребенком, то оно должно действовать продуманно, чтобы заинтересованные лица могли вести нормальную семейную жизнь. По мнению Суда, декларированная в статье 8 необходимость уважения семейной жизни предполагает, в частности, наличие во внутреннем законодательстве правовых гарантий, которые делали бы возможным интеграцию ребенка в семью с самого момента его рождения. Для этого у государства имеется выбор самых различных средств. Положения закона, которые не удовлетворяют указанным требованиям, нарушают пункт 1 статьи 8. При этом отпадает необходимость анализировать эти положения законодательства в контексте пункта 2 статьи 8 (п. 31).

В решении по делу Осман против Соединенного Королевства от 28 октября 1998 года¹⁷⁰ Суд подчеркнул, что первое предложение пункта 1 статьи 2 Конвенции обязывает государство иметь эффективное уголовное законодательство, которое бы удерживало от совершения преступлений против личности и было бы подкреплено правоприменительным механизмом, обеспечивающим предотвращение и пресечение нарушений его положений, а также реализацию мер юридической ответственности (п. 115).

В решении по делу X и Y против Нидерландов¹⁷¹ на государство фактически была возложена ответственность за отсутствие во внутреннем законодательстве норм, позволяющих возбудить уголовное дело против лица, совершившего изнасилование умственно неполноценной девушки, на основании заявления ее законного представителя - отца (п. 28-29).

Позитивные обязательства четвертой группы наиболее спорные. Суд выводит их из положений Конвенции, полагая, что она призвана гарантировать не теоретические или иллюзорные права, а права, осуществимые на практике и эффективные¹⁷². В ряде случаев это требует от государства оказания определенного содействия частным лицам для реального осуществления их прав и свобод. В частности, в решении по делу Эйри против Ирландии от 9 октября 1979 года¹⁷³ Суд отметил, что возможность лично вести дело о раздельном проживании с супругом в Высоком Суде Ирландии не обеспечивает г-же Эйри эффективный доступ к правосудию в силу сложности данной судебной процедуры (п. 24). По мнению Суда, фактическое препятствие в осуществлении права может нарушать Конвенцию точно так же, как и юридическое. Выполнение обязательств по Конвенции иногда требует от государства совершения определенных позитивных действий; в подобных ситуациях государство не может оставаться пассивным, ибо не следует проводить различие между действием и упущением (п. 25). В связи с этим, хотя Конвенция и не требует от государств-участников предоставлять бесплатную юридическую помощь при разрешении всех споров, затрагивающих "гражданские права", пункт 1 статьи 6 может в некоторых случаях понуждать государство предоставлять помощь адвоката, необходимую для обеспечения реального доступа к правосудию, если по определенным категориям дел юридическое представительство является обязательным в соответствии с внутренним законодательством государств-участников или в силу сложности процесса (п. 26). При этом Суд осознает, что подобное толкование Конвенции сближает гарантируемые ею права с правами социально-экономическими, остающимися за пределами сферы ее действия. Отметив, что дальнейшее осуществление социально-экономических прав в значительной степени зависит от положения, особенно финансового, в государствах-участниках Конвенции, Суд одновременно подчеркнул, что Конвенция должна толковаться в свете сегодняшних условий и быть нацелена на реальную и практическую защиту человека в тех областях, где она действует. Хотя Конвенция говорит главным образом о гражданских и политических правах, многие из них в процессе реализации приобретают черты и ведут к последствиям социально-экономического характера. Поэтому Суд считает, что то обстоятельство, что толкование Конвенции может затронуть и социально-экономическую сферу, не должно само по себе быть решающим аргументом против такого толкования; жесткой границы между этой сферой и содержанием Конвенции не существует (п. 26).

Данное решение было подвергнуто критике в особых мнениях судей Ф.О'Донохью и Т.Вильялмсона, отметивших, что предоставление бесплатной юридической помощи по гражданским делам явно выходит за рамки обязательств государств в соответствии с Конвенцией. Так, судья Вильялмсон полагает, что "способность или неспособность лица требовать осуществления его или ее прав, предусмотренных Конвенцией, может базироваться на нескольких основаниях, одним из которых будет его или ее финансовое положение. Конечно, вызывает сожаление, что дело обстоит именно так. Государства, ратифицировавшие Конвенцию, принимают и продолжают принимать меры, направленные на экономическое и социальное развитие в нашей части планеты. Однако лежащие в основе Конвенции идеи, а также ее формулировки ясно показывают, что она занимается иными проблемами, нежели те, с которыми мы сталкиваемся по данному делу. Войну с бедностью нельзя выиграть путем широкого толкования Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Там, где Конвенция считает финансовую способность воспользоваться предоставленным ею правом столь важной, что она должна рассматриваться как составная часть этого права, она так и заявляет. Это видно из пункта 3 статьи 6. Когда это не так, Конвенция ничего не говорит о том, как, когда и какие финансовые средства должны быть предоставлены. Любое другое толкование Конвенции, по крайней мере на данной стадии развития института прав человека, приведет к появлению проблем, набор и сложность которых нельзя предугадать, но которые без сомнения окажутся вне сферы компетенции Конвенции и созданных ею учреждений".

Практику возложения на государства-участники Конвенции позитивных обязательств, состоящих в необходимости оказания частным лицам своего рода услуг, способствующих реализации их прав, гарантированных Конвенцией, нельзя признать устоявшейся. Например, в числе позитивных обязательств государства, вытекающих из статьи 9 Конвенции (свобода мысли, совести и религии), признается наличие в тюрьмах священнослужителей, к которым обеспечивается доступ заключенных, желающих с ними общаться, и соблюдение религиозных требований в отношении пищи¹⁷⁴. Вместе с тем Комиссия решила, что статья 9 не предполагает каких-либо обязательств, связанных с предоставлением заключенному тех книг, которые он считает необходимыми для отправления религиозных обрядов или развития своей жизненной философии¹⁷⁵.

В целом характер и объем позитивных обязательств государств в соответствии с Конвенцией достаточно трудно точно определить. Более подробно они рассматриваются применительно к конкретным правам, гарантированным Конвенцией.

22. Конвенция и органы, осуществляющие контроль за реализацией ее положений, исходят из того, что обеспечение прав и свобод человека возложено прежде всего на сами государства-члены Совета Европы. Это непосредственно следует из формулировки статьи 1 Конвенции. Роль самой Конвенции и созданных в соответствии с ней контрольных органов субдсидиарна¹⁷⁶, они вступают в действие, когда на национальном уровне не удается добиться восстановления нарушенного права¹⁷⁷.

Все государства-члены Совета Европы обладают развитым правозащитным механизмом. Это является необходимым условием членства в данной организации и нашло отражение в преамбуле Конвенции о защите прав человека и основных свобод, в статьях 1, 3, 8 Устава Совета Европы.

Основная цель Европейской конвенции состоит в том, чтобы "установить определенные международные стандарты, которые должны соблюдаться Договаривающимися Государствами во взаимоотношениях с лицами, находящимися под их юрисдикцией"¹⁷⁸. Однако это не означает абсолютное единообразие, и Договаривающиеся Государства остаются свободными в выборе средств, которые они считают надлежащими. Суд не может забывать об особенностях их материального и процессуального права. Механизм защиты, предусмотренный Конвенцией, носит вспомогательный характер по отношению к национальным системам защиты прав человека¹⁷⁹.

Конвенция поручает обеспечение перечисленных в ней прав прежде всего каждому из государств-участников. Созданные на ее основе органы вносят свой вклад в решение этой задачи, но они начинают действовать только в рамках процедур разрешения споров и только после того, как будут исчерпаны все внутренние средства правовой защиты¹⁸⁰.

Европейский Суд неизменно признает за государствами широкие пределы усмотрения (дискреционные полномочия) в отношении того, каким образом защищать права лиц, находящихся под их юрисдикцией. Причем эта свобода действий предоставляется как национальному законодателю, так и органам, в том числе судебным, которые призваны толковать и применять действующие законы¹⁸¹. Европейский Суд не должен и не стремится подменять собой национальные государственные органы, которые несомненно находятся в лучшем положении, чем международный судья, для того чтобы избрать наиболее действенный способ обеспечения прав человека¹⁸².

Однако свобода усмотрения государств-участников Конвенции не является беспредельной, она ограничена "европейским контролем", осуществляемым Судом по правам человека (а ранее и Комиссией), который уполномочен выносить окончательные решения о том, насколько действия государства совместимы с положениями Конвенции. При этом "европейский контроль" распространяется и на законодательство, и на решения о его применении, в том числе и вынесенные независимым судом¹⁸³.

23. Конвенция не предполагает обязательной имплементации ее положений во внутреннее право государств-участников. Наиболее последовательно позицию непризнания Конвенции о защите прав человека и основных свобод в качестве части внутреннего права занимала Великобритания, что было обусловлено традиционно господствующей там концепцией дуализма международного публичного права и внутреннего права, которые рассматриваются как самостоятельные и различные правовые системы. До недавнего времени многие положения Конвенции не имели эквивалента во внутреннем праве Соединенного Королевства и их нарушения не могли быть оспорены в национальных судах. Включение прав, гарантированных Конвенцией, и прецедентов Европейского Суда по правам человека в правовую систему Великобритании было осуществлено Актом о правах человека (Human Rights Act) от 9 ноября 1998 года¹⁸⁴.

Вместе с тем по просьбе Генерального секретаря Совета Европы каждая Высокая Договаривающаяся Сторона представляет в соответствии со статьей 52 Конвенции разъяснения относительно того, каким образом ее внутреннее право обеспечивает эффективное применение любого из положений Конвенции.

В настоящее время практически все государства-члены Совета Европы в той или иной мере признают Конвенцию частью своего внутреннего права и обеспечивают защиту гарантированных ею прав на национальном уровне. Единственным государством, не придавшим Конвенции подобного статуса, остается Ирландия¹⁸⁵.

Место Конвенции в национальной правовой системе может определяться по-разному. В Австрии Конвенция имеет статус конституционного закона. В ряде стран (Испания, Нидерланды, Франция и др.) положения Конвенции имеют приоритет по отношению к текущему законодательству. В Германии Конвенция, ратифицированная актом парламента, формально имеет силу обычного федерального закона, однако Федеральный Конституционный Суд применяет ее положения при толковании Конституции и таким образом фактически поднимает их значение на конституционный уровень¹⁸⁶. В России Конвенция является в соответствии с частью 4 статьи 15 Конституции составной частью правовой системы и имеет большую юридическую силу по сравнению с законами. Вместе с тем из части 1 статьи 17 и части 1 статьи 55 Конституции Российской Федерации следует, что в том случае, когда Конвенция устанавливает более высокие стандарты прав и свобод человека, ее нормы имеют приоритет и по отношению к положениям Конституции.

24.  Европейский Суд исходит из того, что в его компетенцию не входит действие in abstracto, то есть осуществление контроля за соответствием положений внутреннего права Европейской конвенции. Данный принцип был сформулирован Судом в решении по делу Де Бекер против Бельгии от 27 марта 1962 года¹⁸⁷. Суд указал, что он призван выносить решение не по абстрактной проблеме совместимости национального закона с положениями Конвенции, а в связи с конкретным случаем применения такого закона к заявителю и в той мере, в какой последний был в результате этого ограничен в осуществлении одного из прав, гарантированных Конвенцией. Это положение неоднократно воспроизводилось судом в последующих решениях¹⁸⁸.

Судья З. К. Мартенс в своем особом мнении по делу Броуган и другие против Соединенного Королевства¹⁸⁹ позволил себе усомниться в правильности такой позиции. По мнению судьи Мартенса, в тех случаях, когда обжалуемое заявителем действие во всех отношениях соответствует определенным и точным нормам национального закона, логика и поиск истины требуют, чтобы первым шагом в оценке того, является ли применение этого закона нарушением Конвенции, было решение вопроса о том, соответствует ли Конвенции сам этот закон. Если ответ на последний вопрос будет утвердительным, то ответ на первый почти всегда будет отрицательным. Но если норма внутреннего закона как таковая будет сочтена противоречащей Конвенции, то все же существует возможность, что ее применение in concreto не нарушает Конвенцию (п. 7 особого мнения). Позднее в особом мнении по делу Мануссакис и другие против Греции¹⁹⁰ судья Мартенс снова настаивал, что при решении вопроса о том, было ли вмешательство в осуществление права, гарантированного Конвенцией, "предусмотрено законом, в задачу Суда входит оценка качества этого закона с точки зрения его совместимости с положениями Конвенции (п.3 особого мнения).

Несмотря на то что данный подход (который, впрочем, тоже предполагает лишь некоторые элементы абстрактного контроля) формально не был поддержан Судом, фактически Суд неоднократно ему следовал. В практике Европейского Суда было немало дел, где констатация нарушения Конвенции напрямую зависела от оценки Судом совместимости внутреннего законодательства государства-ответчика с положениями Конвенции, так как оспариваемые заявителями действия властей полностью соответствовали нормам национального права¹⁹¹. Более того, в решении по делу Класс и другие против Федеративной Республики Германии от 6 сентября 1978 года¹⁹² Суд прямо констатировал: "Статья 25¹⁹³ не предоставляет отдельным лицам что-то подобное actio popularis; она не позволяет отдельным лицам подавать жалобу на закон in abstracto только потому, что они считают, что он нарушает Конвенцию. В принципе, для индивидуального заявителя недостаточно утверждать, что само существование закона нарушает его право, установленное Конвенцией; необходимо, чтобы закон был применен с причинением ему вреда. Тем не менее... закон может сам по себе нарушать права отдельных лиц, если они испытывают его действие даже в отсутствие каких-либо конкретных мер по его применению" (п. 33). Суд напомнил, что при рассмотрении дела о языках в Бельгии и дела Кьелдсен, Буск Мадсен и Педерсен против Дании ему уже пришлось изучать совместимость законодательства соответствующих стран об образовании с Конвенцией и Протоколом № 1 к ней (п. 33). Приняв во внимание конкретные обстоятельства дела Класса (предусмотренные германским Законом G10 меры тайного наблюдения, о которых заинтересованное лицо не уведомлялось даже после их прекращения), Суд пришел к заключению, что "каждый из заявителей имеет право "считать себя жертвой нарушения" Конвенции, даже если он и не может при этом подтвердить, что подвергся какому-то конкретному применению мер наблюдения. При решении вопроса, являлись ли заявители фактически жертвами нарушения Конвенции, требуется определить, совместимо ли с Конвенцией оспариваемое законодательство" (п. 38).

В своих решениях Суд обычно избегает прямой оценки внутреннего права государств-участников Конвенции, хотя косвенным образом такая оценка дается и самой констатацией факта нарушения Конвенции, если нарушение являлось результатом следования нормам внутреннего законодательства, и в отдельных формулировках, содержащихся в мотивировочной части решения. Так, в решении по делу Мануссакис и другие против Греции¹⁹⁴ Суд отметил, что "Закон № 1363/1938 и Декрет от 20 мая/2 июня 1939 года, в которых речь идет о церквах и местах проведения религиозных и ритуальных обрядов, не имеющих отношения к греческой православной церкви, позволяют далеко идущее вмешательство со стороны политических, административных и религиозных органов в осуществление свободы вероисповедания" (п.45), а система выдачи разрешений, установленная данными нормативными актами, совместима со статьей 9 Конвенции лишь постольку, поскольку она позволяет министру проверить соблюдение предусмотренных ими формальностей (п.47).

В решении по делу Фогт против Германии от 26 сентября 1995 года¹⁹⁵ Суд отметил, что абсолютный характер, приданный толкованием немецких судов долгу политической лояльности, возложенному на всех государственных служащих, "поражает". Данная обязанность "в равной мере вменяется всем государственным служащим без различия их функций и должностного положения. Она подразумевает, что каждый такой служащий, независимо от его или ее мнения по данному вопросу, должен недвусмысленно отказаться от принадлежности к любому объединению или движению, которое компетентные власти считают враждебным Конституции. Эта обязанность не позволяет проводить различие между службой и частной жизнью; долг надо выполнять всегда, в любых обстоятельствах" (п. 59).

В решении по делу X и Y против Нидерландов от 26 марта 1985 года¹⁹⁶ Суд подтвердив свою позицию, в соответствии с которой выбор необходимых для соблюдения положений Конвенции средств зависит от усмотрения государств-участников (п. 24), признал тем не менее предусмотренную законодательством Нидерландов гражданско-правовую защиту при изнасиловании умственно неполноценной девушки недостаточной, так как в случае, когда под угрозой находятся фундаментальные ценности и основные аспекты частной жизни, эффективный сдерживающий фактор могут обеспечить лишь нормы уголовного права (п. 27). Отсутствие в Уголовном кодексе Нидерландов соответствующих норм было расценено как нарушение статьи 8 Конвенции (п. 29).

Формально подобные констатации, содержащиеся в решениях Суда, не порождают для государства-ответчика обязанность привести свое внутреннее право в соответствие с положениями Конвенции и позицией Европейского Суда. Однако на деле необходимые изменения в национальное законодательство вносятся¹⁹⁷, хотя порой и спустя весьма продолжительное время. Так, в деле Маркс против Бельгии¹⁹⁸ Суд признал, что нарушение статей 8 и 14 Конвенции и статьи 1 Протокола № 1 к ней в отношении заявительниц было обусловлено применением к ним положений нескольких статей Гражданского кодекса Бельгии, определяющих статус внебрачных детей. Через 12 лет Суд столкнулся с аналогичной проблемой в деле Вермеире против Бельгии¹⁹⁹ и вновь констатировал нарушение статей 8 и 14 Конвенции. К тому времени в Бельгии началась, но еще не была завершена реформа семейного и наследственного законодательства и национальные суды руководствовались теми же нормами, что и в 1979 году. Европейский Суд в решении по данному делу от 29 ноября 1991 года специально подчеркнул, что предоставленная государству свобода выбора средств для выполнения своих обязательств по Конвенции не означает, что государство может приостановить действие Конвенции до завершения реформы законодательства, направленной на радикальное и последовательное изменение всех правовых норм, регулирующих отношения родителей и детей и вопросы наследования при отсутствии завещания, ибо такая реформа не является необходимым предварительным условием обеспечения соблюдения Конвенции в том виде, как она была истолкована Судом в решении по делу Маркс (п. 26).

25. Своеобразным элементом "европейского контроля" за соответствием Конвенции внутреннего права государств-участников является система "автономных" понятий, разработанная Европейским Судом. Юридически значимым понятиям и терминам, используемым в Конвенции, Суд придает самостоятельное ("автономное") значение, которое порой отличается по содержанию и объему от значения аналогичных понятий во внутреннем праве того или иного государства. Соответствующие юридические конструкции Суд не воспринимает формально, согласно установлениям национального законодательства, а дает им содержательную интерпретацию, исходя из общего смысла и цели Конвенции - эффективной защиты прав человека. Так, Европейским Судом было разработано "автономное" понятие "суд" (данный термин используется в статьях 2, 5 и 6 Конвенции). В частности, в решении по делу Де Вильде, Оомс и Версип против Бельгии от 18 июня 1971 года²⁰⁰ Суд указал, что во всех этих случаях речь идет об органах, для которых характерны не только общие основные признаки, прежде всего независимость от исполнительной власти и сторон, но также и процессуальные гарантии. Однако формы судебного разбирательства, требуемого Конвенцией, не обязательно должны быть идентичны в каждом деле, где требуется вмешательство суда. Для того чтобы определить, обеспечивает ли судебное разбирательство достаточные процессуальные гарантии, необходимо учитывать характер обстоятельств дела (п. 78). Данная позиция была конкретизирована в последующих решениях Суда. Сложившаяся практика Европейского Суда понимает "суд" как юрисдикционный орган, решающий вопросы, отнесенные к его компетенции, на основе норм права, в соответствии с установленной процедурой²⁰¹. "Суд" должен также отвечать ряду других требований, а именно: независимость от исполнительной власти, беспристрастность, несменяемость. Судебная процедура должна предоставлять обвиняемому соответствующие гарантии, при этом некоторые из них содержатся в тексте пункта 1 статьи 6 Конвенции²⁰². В ряде случаев в качестве суда могут рассматриваться и негосударственные органы, обладающие необходимыми признаками и компетенцией²⁰³.

Европейский Суд дал также "автономное" толкование понятиям "гражданские права и обязанности" и "уголовное обвинение" - ключевым для решения вопроса о наличии права на "справедливое судебное разбирательство". В основе этого толкования - учет не столько положений внутреннего права государств-участников Конвенции, сколько самой объективной природы соответствующих отношений или существа правонарушения. При этом Суд исходил из того, что если бы государства-участники Конвенции могли бы по собственному усмотрению квалифицировать правонарушение как дисциплинарное, а не уголовное, то это привело бы к ограничению действий основополагающих статей 6 и 7 Конвенции, применение которых зависело бы от их суверенной воли. Подобное чрезмерное расширение пределов усмотрения могло бы привести к результатам, не совместимым с целями и задачами Конвенции. С другой стороны, "Конвенция предоставляет государствам свободу определять как уголовное преступление какое-либо действие или бездействие, отклоняющееся от нормального осуществления одного из прав, которые она защищает"²⁰⁴. Возможность такого выбора следует из статей 6 и 7 Конвенции, и соответствующее решение государственных властей в принципе не подпадает под контроль Европейского Суда. Таким образом, "автономность" понятия уголовного обвинения действует как бы "в одном направлении", обеспечивая обвиняемому максимальные гарантии судебной защиты²⁰⁵.

Аналогичными мотивами руководствовался Суд при разработке "автономного" понятия "гражданские права и обязанности". Так, в решении по делу Кёниг против Федеративной Республики Германии от 28 июня 1978 года²⁰⁶ он указал: "Будет ли право рассматриваться как гражданское в смысле Конвенции, зависит не от его юридической квалификации во внутреннем законодательстве, а от того, какое материальное содержание вложено в него этим законодательством и какие последствия оно связывает с ним. Осуществляя свою контрольную функцию, Суд должен принимать в расчет задачи и цели как Конвенции, так и правовых систем государств-участников" (п.89). По мнению Суда, выражение "споры о правах и обязанностях гражданского характера" охватывает любое разбирательство, результат которого имеет определяющее значение для частных прав и обязанностей. Характер закона, на основании которого решается данный вопрос, и орган, на который возложены полномочия по его решению, не имеют большого значения. Если дело касается спора между частным лицом и органами публичной власти, не имеет решающего значения, в каком качестве выступали последние: как носители гражданских прав или как представители публичной власти. Соответственно решающим для квалификации спора как спора о гражданских правах является сам характер права, ставшего причиной спора (п. 90). В частности, деятельность, относимая правом государства к частноправовой, не превращается автоматически в публично-правовую по той причине, что она осуществляется на основании административного разрешения и под контролем, предполагающим возможность отзыва разрешения, если это требуется в интересах общественного порядка и обеспечения здоровья населения (п. 92).

Судом также было выработано "автономное" понятие государственной службы, которое оказалось значительно уже, чем соответствующее понятие в национальных правовых системах большинства государств-участников Конвенции, и охватывает лишь лиц, осуществляющих специальные функции в рамках публичной администрации, являющихся носителями публичной власти и призванных охранять общие интересы государства и иных публичных образований²⁰⁷. Таким образом, был существенно расширен круг лиц, которые могут пользоваться гарантиями справедливого судебного разбирательства, предусмотренными статьей 6 Конвенции²⁰⁸.

"Автономное" понятие собственности, напротив, оказалось шире, чем в большинстве национальных правовых систем государств-участников Конвенции, что обеспечивает распространение соответствующих гарантий едва ли не на все гражданско-правовые отношения, имеющие "имущественную составляющую".

26. Согласно статье 57 Конвенции, любое государство при ее подписании или при сдаче на хранение ратификационной грамоты может сделать оговорку в отношении любого положения Конвенции о том, что этому положению не соответствует тот или иной закон, действующий в это время на его территории. При этом оговорки общего характера не допускаются, а любая оговорка должна содержать краткое изложение соответствующего закона. Почти каждое государство делало ратификационные оговорки, выводя таким образом отдельные положения своего внутреннего законодательства из-под европейского судебного контроля.

Наряду с оговорками государства-участники Конвенции могут сделать при ратификации и так называемые заявления о толковании, смысл которых заключается в том, что государство признает какое-либо положение Конвенции в определенном истолковании, обусловленном особенностями собственной правовой системы. Конвенция не содержит понятия "заявления о толковании", однако на практике они делались неоднократно, не встречали возражений и учитывались Комиссией и Судом наравне с оговорками²⁰⁹, хотя и не отождествлялись с ними²¹⁰. В решении по делу Белилос против Швейцарии от 29 апреля 1988 года²¹¹ Суд отметил, что вопрос о том, можно ли заявление, квалифицированное как толковательное, рассматривать в качестве оговорки, является довольно сложным. Для того чтобы определить юридическую природу "заявления", необходимо отвлечься от его названия и проанализировать содержание документа по существу (п. 49). В частности, в данном деле Суд рассматривал вопрос о действительности заявления о толковании, сделанного Швейцарией при ратификации Конвенции, в свете требований статьи 64 Конвенции (статья 57 новой редакции), установленных для оговорок (п.49).

Компетенция Суда оценивать действительность оговорок и заявлений о толковании в плане их соответствия требованиям статьи 57 Конвенции, в частности содержащемуся в ней запрету оговорок общего характера, является устоявшейся практикой Суда и следует из статьи 32 Конвенции, устанавливающей, что в ведении Суда находятся все вопросы толкования и применения положений Конвенции и Протоколов к ней и в случае спора относительно его компетенции по конкретному вопросу решение принимает сам Суд (п. 50)²¹².

В решении по делу Белилос против Швейцарии Суд сформулировал понятие "оговорка общего характера", указав, что она означает "такую оговорку, которая составлена в излишне туманных или общих выражениях, что не дает возможности определить ее точное значение и сферу применения" (п. 55). Кроме того, Суд полагает, что требование, чтобы оговорка содержала краткое изложение закона, не соответствующего положениям Конвенции, является безусловным и обязательным. Это требование распространяется на все государства-участники Конвенции, как унитарные, так и федеративные, независимо от того, какова их судебная система. Отсутствие краткого изложения соответствующего закона не может быть оправдано даже очень серьезными практическими трудностями. Необходимость данной информации обусловлена тем, что, во-первых, она предотвращает принятие оговорок общего характера и оговорок в отношении законов, не действовавших во время ратификации Конвенции. Во-вторых, она дает возможность другим государствам-участникам, органам Конвенции и любым заинтересованным сторонам ознакомиться с этим законодательным актом, что представляет для них несомненную ценность. Сфера действия нормы Конвенции, применения которой государство пытается избежать путем оговорки или заявления о толковании, также должна учитываться, поскольку чем шире сфера ее применения, тем важнее изложение соответствующего национального закона. Цель данного требования - предоставление другим государствам-участникам и органам Конвенции гарантии, что оговорка не выходит за пределы конкретной нормы Конвенции. Это не просто формальное требование, это требование по существу (п. 58-59).

В решении по делу Белилос против Швейцарии Суд признал заявление о толковании, сделанное Швейцарией при ратификации Конвенции^213, недействительным, как не удовлетворяющее требованиям статьи 64 Конвенции (статья 57 новой редакции). По мнению Суда, оно носит общий характер, так как не позволяет точно определить объем обязательств Швейцарии, в частности установить, к какой категории относится конкретное дело, применяется ли понятие "заключительный судебный контроль" к фактической стороне дела. Указанную формулировку можно толковать самым широким образом, особенно в части решений в уголовно-правовой сфере, принимаемых административными органами, вследствие чего "обвиняемый" может почти полностью лишиться защиты Конвенции (п. 54-55). Кроме того, заявление о толковании не содержит конкретного изложения закона, не соответствующего Конвенции (п. 56-59).

Одновременно Суд указал, что недействительность заявления о толковании не порождает сомнений в том, что Швейцария остается и считает себя участником Конвенции (п. 60). Таким образом, недействительность оговорки или заявления о толковании не ведет к недействительности акта о ратификации; государство остается связанным своими обязательствами в соответствии с Конвенцией, в том числе и с теми ее положениями, по поводу которых были сделаны оговорки и заявления, признанные недействительными.

Еще более жесткая позиция в отношении допустимости ратификационных оговорок представлена в совпадающем мнении судьи Ж. Де Мейера по делу Белилос. Показательно, что в ее основе лежит именно идея верховенства прав и свобод человека: "Цель Европейской конвенции о правах человека не создавать, а признавать права, которые необходимо уважать и защищать даже при отсутствии какого-либо действующего правового текста.

Трудно понять, каким образом можно принимать оговорки в отношении юридических норм, признающих такие права. Можно даже полагать, что такого рода оговорки, равно как и нормы, делающие их возможными, несовместимы с ius cogens и таким образом недействительны, если только оговорки не относятся к процедуре вступления документа в силу и не умаляют существа этих прав.

Только с таких позиций должно толковать и применять статью 64 Конвенции²¹⁴. Самое большое, что эта статья может позволить государству в качестве временной меры, так это испросить для себя при подписании или ратификации Конвенции небольшой период времени, с тем чтобы привести в соответствие с Конвенцией такие законы, "действующие в это время на его территории", которые в достаточной мере не уважают и не защищают права, признанные Конвенцией".

Европейский Суд признавал недействительными и ратификационные оговорки, сделанные другими государствами²¹⁵.

В решении о приемлемости жалобы Татьяны Сливенко и других против Латвии от 23 января 2002 года²¹⁶ Европейский Суд указал, что статья 7 Конвенции и толкование, данное ей Судом, должны применяться и в отношении международных договоров, заключенных государством до ратификации Конвенции, положения которых могут расходиться с отдельными ее нормами. Некоторые государства (например, Австрия) делали оговорки относительно обязательств по ранее заключенным договорам (п. 61). В данном деле государство-ответчик, оспаривая приемлемость жалобы заявителей, утверждало, что их выдворение из Латвии было произведено во исполнение Договора между Российской Федерацией и Латвийской Республикой об условиях, сроках и порядке полного вывода с территории Латвийской Республики Вооруженных Сил Российской Федерации и их правовом положении на период вывода от 30 апреля 1994 года. Последующая ратификация Латвией Конвенции и Протоколов к ней была основана на предположении, что Договор соответствовал Конвенции. Власти Латвии подчеркивали, что вывод иностранных вооруженных сил был абсолютно необходим для обеспечения суверенитета и государственной безопасности страны. Поэтому, несмотря на отсутствие формальной оговорки, обязательства Латвии в соответствии с Конвенцией и Протоколами к ней должны рассматриваться как ограниченные "квазиоговорками" в отношении данного Договора (п. 54, 59).

Суд не согласился с такой позицией. Он отметил, что Латвия имела возможность сделать специальную оговорку в отношении Договора от 30 апреля 1994 года. Поскольку этого сделано не было, Суд считает, что полномочен рассматривать все вопросы, которые могут возникнуть в свете Конвенции и Протоколов к ней в результате применения положений указанного Договора в отношении заявителей (п. 60-61).

27.  Интересно, что даже право государства-участника денонсировать Конвенцию не является безусловным. Согласно статье 58, денонсация возможна только по истечении пяти лет с даты, когда государство стало Стороной Конвенции, и по истечении шести месяцев после направления уведомления Генеральному секретарю Совета Европы. При этом денонсация не освобождает государство от его обязательств по Конвенции в отношении любого действия, которое могло явиться нарушением таких обязательств и могло быть совершено им до даты вступления денонсации в силу (пункты 1 и 2).

28.  Конвенция не исключает возможности установления во внутреннем праве государств-участников более высоких стандартов защиты прав человека, специально оговаривая, что ничто в ней не может быть истолковано как ограничение или умаление любого из прав человека и основных свобод, которые могут обеспечиваться законодательством любой Высокой Договаривающейся Стороны или любым иным соглашением, в котором она участвует (статья 53). Однако реализация гарантий прав и свобод, выходящих за рамки Конвенции, не подлежит европейскому контролю, а их нарушения не могут быть предметом рассмотрения Европейского Суда.

29.  Большинство жалоб, рассматриваемых Европейским Судом, связано с нарушениями положений Конвенции, допущенными в процессе реализации национального законодательства. Европейский Суд и здесь исходит из признания за государствами-участниками Конвенции определенных дискреционных полномочий (свободы усмотрения) в выборе средств и способов обеспечения прав человека. Суд неизменно подчеркивает, что "вопросами применения и толкования внутреннего права должны заниматься прежде всего национальные органы, и в частности суды первой инстанции и апелляционные суды, которые специально предназначены для выполнения такого рода функций"²¹⁷. В связи с этим задача Европейского Суда - не подмена национальных судов, а контроль за соответствием положениям Конвенции тех решений, которые они вынесли, осуществляя свое право на усмотрение²¹⁸. Однако "это не означает, что Суд ограничивается установлением того, действовало ли государство-ответчик при осуществлении своих дискреционных полномочий разумно, тщательно и добросовестно. Даже когда государство-ответчик действует именно так, оно остается под контролем Суда в отношении совместимости его действий с обязательствами, вытекающими для него из настоящей Конвенции"²¹⁹.

30. Вопрос о том, не вышло ли государство-участник Конвенции за пределы признаваемой за ним свободы усмотрения, является ключевым едва ли не в каждом деле, рассматриваемом Судом²²⁰. Объем дискреционных полномочий государства определяется Судом в каждом конкретном деле исходя из всех его обстоятельств. Он зависит от природы того права, которое, как предполагается, нарушено, и тех конфликтующих интересов, справедливый баланс которых призван установить Суд. Так, Суд отметил, что государства пользуются неодинаковой свободой усмотрения применительно к разным легитимным целям, оправдывающим ограничение (вмешательство в осуществление) права, гарантированного Конвенцией. В частности, во внутреннем праве разных Договаривающихся Государств невозможно найти единообразную европейскую концепцию морали. Отражение в законодательстве требований морали различается в зависимости от времени и от места, особенно в нашу эпоху быстрой и радикальной эволюции мнений по данному вопросу. Государственные власти, непосредственно и непрерывно соприкасаясь с реакцией в своих странах, в принципе имеют больше возможностей высказаться о точном содержании этих требований, а также о необходимости "ограничений" или "штрафных санкций" для их соблюдения, чем международный судья²²¹. Вместе с тем понятие "авторитет правосудия" является гораздо более объективным. Внутреннее законодательство и практика Сторон обнаруживают здесь значительно больше общего. Это нашло отражение в целом ряде норм Конвенции, включая статью 6, которая не содержит "нравственных критериев". Соответственно, здесь более широкой сфере европейского надзора будет соответствовать сужение сферы усмотрения государств.

В различных, но до некоторой степени сопоставимых контекстах пункта 3 статьи 5 и пункта 1 статьи 6 Европейский Суд не раз приходил к выводам, отличающимся от выводов национальных судов по вопросам, в отношении которых они были компетентны и квалифицированны, чтобы дать их первоначальную оценку²²².

Более широкая свобода усмотрения может признаваться за государствами, когда речь идет о лицах со специальным статусом, который, очевидно, предполагает определенные ограничения в осуществлении прав, гарантированных Конвенцией (военнослужащие²²³, гражданские государственные служащие²²⁴, лица, на законных основаниях содержащиеся в местах лишения свободы²²⁵), а также в отношении реализации позитивных обязательств государств, вытекающих из Конвенции²²⁶.

Бывший судья Р. Макдональд полагает, что Суд склонен предоставлять государству максимальную свободу усмотрения, когда дело касается ограничений, необходимых в связи с серьезными чрезвычайными ситуациями, и минимальную - когда имеет место вмешательство в сугубо частную и личную жизнь человека²²⁷. Но в любом случае полномочия национальных законодательных и правоприменительных органов находятся под контролем Европейского Суда.

31. Согласно статье 46 Конвенции, решения Европейского Суда являются обязательными для государств-участников, но вместе с тем они носят "декларативный" характер. Суд ограничивается констатацией нарушения той или иной нормы Конвенции (если таковое установлено) и определяет справедливое возмещение причиненного вреда (в форме денежной компенсации). Суд неизменно отказывается удовлетворять требования заявителей обязать государство-ответчика предпринять какие-либо конкретные действия по устранению допущенных нарушений (отменить или изменить закон²²⁸, судебное или административное решение²²⁹, возбудить уголовное или административное преследование против виновных лиц²³⁰ и т. п.), указывая, что это не входит в его компетенцию. В решении по делу Маркс против Бельгии²³¹ Суд, в частности, отметил, что не видит свою задачу в том, чтобы рассматривать in abstracto законодательные нормы, являющиеся предметом жалобы. Конечно, представляется неизбежным, что решение Суда выйдет за рамки данного конкретного дела, так как отмеченные нарушения проистекают непосредственно из законодательства, а не из действий или мер, осуществленных определенными лицами. Однако в своем решении Суд не намерен ставить вопрос об отмене этих законодательных норм. Решение Суда носит главным образом декларативный характер и оставляет за государствами-участниками выбор средств, которые национальные правовые системы будут использовать для выполнения своих обязательств по статье 53 Конвенции²³² (п. 58).

Таким образом, за государствами-участниками Конвенции признается достаточно широкая свобода усмотрения и при исполнении решений Европейского Суда. Так, в решении по делу Скоццари и Джунта против Италии от 13 июля 2000 года²³³ Суд указал, что государства в принципе свободны в выборе тех средств, которые будут использоваться ими для выполнения собственных обязательств, однако эти средства должны находиться в соответствии с выводами, содержащимися в решении Суда. Более того, выбор средств для исполнения решения происходит под контролем Комитета Министров Совета Европы, который в силу своих полномочий в рамках Конвенции следит за исполнением решений Суда (п. 249).

Комитет Министров дипломатическими средствами обеспечивает не только выплату установленной Судом компенсации, но и принятие государством-ответчиком иных мер частного (в отношении данного заявителя) и общего (по исключению подобных нарушений) характера, необходимых для реализации судебного решения²³⁴.

32. Принципы верховенства права и уважения прав и свобод человека рассматриваются в качестве базовых не только в Конвенции о защите прав человека и основных свобод, но и в других документах Совета Европы.

Конвенция о защите прав человека и человеческого достоинства в связи с применением биологии и медицины: Конвенция о правах человека и биомедицине от 4 апреля 1997 года (СЕД № 164) была разработана исходя из необходимости уважения человека одновременно как личности и как представителя рода человеческого, признания важности обеспечения его достоинства и направлена на принятие мер, способных гарантировать человеческое достоинство и основные права и свободы личности в связи с применением биологии и медицины (преамбула). Данная Конвенция содержит специальную статью 2 - Верховенство человека, - утверждающую, что интересы и благо человека должны превалировать над интересами общества и науки. В Пояснительном докладе к Конвенции отмечается, что ее целью является защита прав и достоинства человека, она в целом построена на принципе верховенства человека и все ее статьи необходимо толковать именно в этом свете (пункт 22).

Европейская конвенция о гражданстве от 6 ноября 1997 года (СЕД № 166) устанавливает, что при решении вопросов гражданства в случае правопреемства государств каждое государство-участник должно соблюдать принципы верховенства права и нормы, касающиеся прав человека (пункт 1 статьи 18). В Пояснительном докладе к Конвенции о гражданстве отмечается, что необходимость следования данным принципам непосредственно вытекает из статьи 3 Устава Совета Европы (пункт 109).

Принцип верховенства права в контексте рассмотрения вопросов, связанных с гражданством, предполагает:

-  принятие решений на основе закона;

-  предсказуемость закона (лица должны иметь возможность предвидеть последствия своих действий);

- толкование закона в соответствии с целями, для достижения которых он разрабатывался, и его направленность на обеспечение защиты прав и свобод человека, а не только интересов государства;

-  соразмерность принимаемых государством мер, касающихся отдельных лиц, защищаемым публичным интересам, в частности и в том случае, если такие меры представляют собой санкции или затрагивают права личности (пункт 110).

Для дальнейшего уяснения содержания принципа верховенства права Пояснительный доклад отсылает к иным правовым актам Совета Европы, прежде всего к Конвенции о защите прав человека и основных свобод и к практике Европейского Суда по правам человека (пункт 111).

---

¹  Eur. Court H.R. Golder v. the United Kingdom, Judgment of 21 February 1975. Series A. No. 18. Перевод на русский язык см.: Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. М., 2000. Т. 1. С. 39-80.

²  Венская конвенция применяется к любому договору, являющемуся учредительным актом международной организации, и к любому договору, принятому в рамках международной организации, без ущерба для соответствующих правил данной организации (статья 5). Хотя к моменту рассмотрения дела Голдера Венская конвенция не вступила в действие и в статье 4 данной Конвенции оговаривалось, что она не будет иметь обратную силу, Суд исходил из того, что в статьях 31-33 излагаются правила толкования, принятые в международном праве, на которые он уже ссылался в соответствующих случаях. Венская конвенция о праве международных договоров вступила в силу 27 января 1980 года. СССР присоединился к Конвенции с оговорками и заявлением (Указ Президиума Верховного Совета СССР от 4 апреля 1986 года №4407-ХI // Ведомости Верховного Совета СССР. 1986. № 16. Ст.262). Конвенция вступила в силу для СССР 29 мая 1986 года. Официальный перевод на русский язык см.: Ведомости Верховного Совета СССР. 1986. №37. Ст. 772.

³  Здесь и далее в тексте Конвенции о защите прав человека и основных свобод, в решениях Европейской Комиссии по правам человека и Европейского Суда по правам человека термин "правительство" используется в смысле государственной власти в целом, государства в его аппаратном понимании как совокупности органов и лиц, осуществляющих публично-властные полномочия, а не в значении высшего органа исполнительной власти государства. В аутентичных текстах на английском и французском языках используются слова "the governments" и "les gouvernements", что в данном контексте можно перевести как власть (органы власти) соответствующих государств. Точно так же и термин "представитель правительства" в решениях Европейской Комиссии и Европейского Суда понимается как представитель государства. Например, в нашей стране Указом Президента Российской Федерации от 29 марта 1998 года №310 (СЗ РФ. 1998. № 14. Ст. 1540) учреждена должность Уполномоченного Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека, на которого возложена защита интересов государства при рассмотрении в Европейском Суде возбужденных против него дел. Уполномоченный назначается на должность Президентом по представлению Министерства иностранных дел, а обеспечение его деятельности возложено на Главное государственно-правовое управление Президента Российской Федерации.

⁴  Eur. Court H.R. Albert and Le Compte v. Belgium, Judgment of 10 February 1983. Series A. No. 58. Para.29.

⁵  Eur. Court H.R. Hornsby v. Greece, Judgment of 19 March 1997. Reports. 1997-II. Перевод на русский язык см.: Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. М., 2000. Т. 2. С. 428-439.

⁶  Eur. Court H.R. National Union of Belgian Police v. Belgium, Judgment of 27 October 1975. Series A. No. 19. Перевод на русский язык см.: Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. Т. 1. С.81-102; Marckx v. Belgium, Judgment of 13 June 1979. Series A. No. 31. Перевод на русский язык см.: Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. Т. 1. С. 231-270.

⁷  Eur. Court H.R. National Union of Belgian Police v. Belgium, Judgment of 27 October 1975. Series A. No. 19.

⁸  Eur. Court H. R. Belgian Linguistic Case, Judgment of 23 July 1968. Series A. No. 6. Paras. 9-10; National Union of Belgian Police v. Belgium, Judgment of 27 October 1975. Series A. No. 19. Paras.44, 47.

⁹  В обоснование своей позиции Дж. Фицморис приводит известную библейскую притчу о работниках на винограднике (п. 26 отдельного мнения). Когда те, кто "вынес жару и бремя дневного времени", пожаловались на дискриминацию, потому что им заплатили не больше, чем нанятым в конце дня, хозяин виноградника ответил: "Друг, я не делаю тебе ничего плохого... Возьми, что твое, и иди своей дорогой... разве мне не позволено сделать то, что я хочу делать с тем, что мне принадлежит?" (Евангелие от Матфея, глава 20, стих 13-15). "Если я хочу помочь своему соседу привести в порядок его сад, то подразумевает ли это, что в силу закона либо согласно этическим нормам я должен сделать то же самое для всех других жителей улицы?" - спрашивает судья Фицморис, полностью игнорируя принципиальное различие между правом и моралью, частными лицами и государством.

¹⁰  Eur. Court H.R. Ireland v. the United Kingdom, Judgment of 18 January 1978. Series A. No.25. Para. 239.

¹¹  Eur. Court H.R. Artico v. Italy, Judgment of 13 May 1980. Series A. No.37. Para. 33. Перевод на русский язык см.: Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. Т. 1. С. 318-327.

¹²  Eur. Court H.R. Kjeldsen, Busk Madsen and Pedersen v. Denmark, Judgment of 7 December 1976. Series A. No.23. Para.53. Перевод на русский язык см.: Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. Т. 1. С. 138-148.

¹³  См., например: Eur. Court H.R. Soering v. the United Kingdom, Judgment of 7 July 1989. Series A. No. 161. Para. 87. Перевод на русский язык см.: Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. Т. 1. С. 637-658.

¹⁴  Eur. Court H.R. Golder v. the United Kingdom, Judgment of 21 February 1975. Series A. No. 18.

¹⁵  Eur. Court H.R. Klass and Others v. Federal Republic of Germany, Judgment of 6 September 1978. Series A. No. 28. Para. 55. Перевод на русский язык см.: Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. Т. 1. С. 168-186; Silver and Others v. the United Kingdom, Judgment of 25 March 1983. Series A. No. 61. Para. 90.

¹⁶  Eur. Court H.R. Brogan and Others v. the United Kingdom, Judgment of 29 November 1988. Series A. No. 145-B. Para.58. Перевод на русский язык см.: Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. Т. 1. С. 610-636.

¹⁷  Eur. Court H.R. Engel and Others v. the Netherlands, Judgment of 8 June 1976. Series A. No. 22. Перевод на русский язык см.: Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. Т. 1. С. 103-137.

¹⁸  Eur. Court H.R. Kurt v. Turkey, Judgment of 25 May 1998. Reports. 1998-III. Para. 123. Перевод на русский язык см.: Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. Т. 2. С. 509-533.

>¹⁹  Eur. Court H.R. Soering v. the United Kingdom, Judgment of 7 July 1989. Series A. No. 161. Para.88.

²⁰  Eur. Court H.R. Pullar v. the United Kingdom, Judgment of 10 June 1996. Reports. 1996-III. Para.32.

²¹  Eur. Court H.R. Kruslin v. France, Judgment of 24 April 1990. Series A. No. 176-B. Paras.27, 30, 32. Перевод на русский язык см.: Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. Т. 1. С. 668-674; Silver and Others v. the United Kingdom, Judgment of 25 March 1983. Series A. No. 61. Para. 88, 90; Malone v. the United Kingdom, Judgment of 2 August 1984. Series A. No. 82. Paras. 67-68.

²²  См.: Туманов В. А. Европейский Суд по правам человека. Очерк организации и деятельности. М., 2001. С. 69.

²³  Eur. Court H.R. Wemhoff v. Federal Republic of Germany, Judgment of 27 June 1968. Series A. No.7. Para.8; The Sunday Times v. the United Kingdom, Judgment of 26 April 1979. Series A. No. 30. Para.48. Перевод на русский язык см.: Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. Т. 1. С. 198-230; Brogan and Others v. the United Kingdom, Judgment of 29 November 1988. Series A. No. 145-B. Para. 59.

²⁴  Eur. Court H.R. Ireland v. the United Kingdom, Judgment of 18 January 1978. Series A. No.25. Para. 199.

²⁵  Eur. Court H.R. Brogan and Others v. the United Kingdom, Judgment of 29 November 1988. Series A. No. 145-B. Para.59.

²⁶  Eur. Court H.R. Le Compte, Van Leuven and De Meyere v. Belgium, Judgment of 23 June 1981. Series A. No. 43. Перевод на русский язык см.: Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. Т. 1. С. 340-359.

²⁷  Eur. Court H.R. Marckx v. Belgium, Judgment of 13 June 1979. Series A. No. 31.

²⁸  Eur. Court H.R. Engel and Others v. the Netherlands, Judgment of 8 June 1976. Series A. No.22.

²⁹  Janis M. W., Kay R. S., Bradley A. W. European Human Rights Law. Text and Materials. Second Edition. N. Y., 2000. P.4-22.

³⁰  Ibid. P. 6.

³¹  Ibid. P. 13.

³²  Council of Europe. Collected Edition of the Travaux Preparatoires. 1975. No. 1. P. 49-50.

³³  Ibid. P. 216.

³⁴  Janis M. W., Kay R. S., Bradley A. W. Op. cit. P.23-26.

³⁵  Гомьен Д., Харрис Д., Зваак Л. Европейская конвенция о правах человека и Европейская социальная хартия: право и практика. М., 1998. С. 31.

³⁶  Во Франции вообще долго не могли согласиться с тем, что некая наднациональная юрисдикция будет "давать уроки прав человека странам-первооткрывателям этих прав" (Marguenaud J.-P. La Cour Europeene des Droits de I'Homme. P., 1997. P. 139. Цит. по: Туманов В.А. Указ. соч. С.4, сноска).

³⁷  3 сентября 1958 года восьмым государством, признавшим юрисдикцию Европейского Суда, стала Австрия. Подробнее о динамике заявлений государств-участников Европейской конвенции по статьям 25 и 46 см.: Janis M.W., Kay R. S., Bradley A.W. Op. cit. P.24-25.

³⁸  Official Report. 1957, 29^th July. Vol. 574. P.867-868.

³⁹  Yearbook. 1958-1959. No. 2. P. 560, 562.

⁴⁰  См.: Гомьен Д., Харрис Д., Зваак Л. Указ. соч. С.29-30.

⁴¹  Eur. Court H.R. Ireland v. the United Kingdom, Judgment of 28 January 1978. Series A. No.25; Denmark v. Turkey, Judgment of 5 April 2000 (Friendly Settlement); Cyprus v. Turkey, Judgment of 10 May 2001.

⁴²  Комиссия упразднена Протоколом № 11 к Конвенции от 11 мая 1994 года (СЕД № 155).

⁴³  См.: Гомьен Д., Харрис Д., Зваак Л. Указ. соч. С.29; Winkler H. Democracy and Human Rights in Europe. A Survey of the Admission Practice of the Council of Europe // Austrian Journal of Public and International Law. 1995. Vol.47. P. 157, 168-169.

⁴⁴  Ранее доклад, составленный Комиссией по правам человека по результатам рассмотрения жалобы, направлялся Комитету Министров, и если в течение трех месяцев вопрос не передавался в Европейский Суд, то решение о том, имело ли место нарушение Конвенции, принималось Комитетом Министров большинством в две трети голосов. При констатации нарушения Комитет Министров определял, какие меры и в какой срок должны быть приняты соответствующим государством, а также какие меры должны последовать в случае неисполнения решения Комитета Министров (статьи 31, 32, 48 Конвенции в прежней редакции).

⁴⁵  Eur. Court H.R. Mathieu-Mohin and Clerfayt v. Belgium, Judgment of 2 March 1987. Series A. No. 113. Para. 53. Перевод на русский язык см.: Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. Т. 1. С. 532-540; Eur. Commission H.R. Application 11123/84, Tete v. France, Decision of 9 December 1987. DR. 1987. No. 54. P. 52.

⁴⁶  Eur. Court H.R. Matthews v. the United Kingdom, Judgment of 18 February 1999. Paras. 39, 40.

⁴⁷  Eur. Commission H.R. Application 10650/83, Clerfayt, Legros and Others v. Belgium, Decision of 17 May 1985. DR. 1985. No.42. P. 212; Application 11391/85, Booth-Clibborn and Others v. the United Kingdom, Decision of 5 July 1985. DR. 1985. No.43. P.236.

⁴⁸  См., например: Eur. Court H.R. Cherepkov v. Russia, Decision of 25 January 2000. Перевод на русский язык см.: Журнал российского права. 2000. № 11. С. 97-101.

⁴⁹  См. подробнее: Туманов В. А. Указ. соч. С. 16-27. Из этого же исходили и авторы концепции настоящего издания, определяя перечень комментируемых прав.

⁵⁰  Гомьен Д., Харрис Д., Зваак Л. Указ. соч. С.23-24.

⁵¹  Там же. С. 24.

⁵²  Eur. Court H.R. National Union of Belgian Police v. Belgium, Judgment of 27 October 1975. Series A. No. 19.

⁵³  Eur. Court H.R. Golder v. the United Kingdom, Judgment of 21 February 1975. Series A. No. 18.

⁵⁴  Eur. Court H.R. Wemhoff v. Federal Republic of Germany, Judgment of 27 June 1968. Series A. No.7.

⁵⁵  Eur. Court H.R. Tyrer v. the United Kingdom, Judgment of 25 April 1978. Series A. No. 26. Para. 31.

⁵⁶  Jacobs F.G., White R.C.A. The European Convention on Human Rights. Second Edition. Oxford, 1996. P.32.

⁵⁷  Eur. Court H.R. Marckx v. Belgium, Judgment of 13 June 1979. Series A. No. 31.

⁵⁸  Eur. Court H.R. Tyrer v. the United Kingdom, Judgment of 25 April 1978. Series A. No.26.

⁵⁹  В уточненном тексте официального перевода Протокола № 1 на русский язык (СЗ РФ. 2001. №2. Ст. 163) право, гарантированное статьей 1, сформулировано как "право на уважение своей собственности", что ближе к французскому аутентичному тексту ("droit au respect de ses biens"); в прежней версии официального перевода (СЗ РФ. 1998. №20. Ст.2143) предлагалась формулировка "право беспрепятственно пользоваться своим имуществом", что больше соответствует варианту аутентичного текста на английском языке ("peaceful enjoyment of his possessions") и пониманию данного права в практике Европейского Суда.

⁶⁰  Одновременно Европейский Суд отвергает надуманное и явно необоснованное расширение значения понятий, используемых в Конвенции. Так, в решении по делу Лоизиду против Турции от 18 декабря 1996 года (Eur. Court H.R. Loizidou v. Turkey, Judgment of 18 December 1996. Reports. 1996-VI. Перевод на русский язык см.: Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. Т. 2. С. 362-390) Суд отметил, что "вряд ли можно отнести понятие "жилище" в смысле статьи 8 к земельному участку, накотором планировалось построить дом для последующего проживания в нем заявительницы. В равной степени это понятие нельзя использовать применительно к территории страны, где человек вырос и где когда-то жила его семья, однако сам он уже не живет" (п. 66).

⁶¹  Jacobs F.G., White R.C.A. Op. cit. P. 33.

⁶²  Bernhardt R. Thoughts on the Interpretation of Human-Rights Treaties // Protecting Human Rights: The European Dimension. Studies in Honour of Gerard J. Wiarda. Koln, 1990. P. 65-71.

⁶³  Eur. Court H.R. Sigurdur A. Sigurjonsson v. Iceland, Judgment of 30 June 1993. Series A. No.264. Paras.24-25.

⁶⁴  Eur. Court H.R. Young, James and Webster v. the United Kingdom, Judgment of 13 August 1981. Series A. No.44.

⁶⁵  Eur. Court H.R. Rasmussen v. Denmark, Judgment of 28 November 1984. Series A. No. 87. Перевод на русский язык см.: Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. Т. 1. С. 476-481.

⁶⁶  Recueil de "Travaux Preparatoires". The Hague, 1976. Vol. III. P.222; Vol.IV. P. 110, 188, 202, 222.

⁶⁷  Eur. Court H.R. Selmouni v. France, Judgment of 28 July 1999.

⁶⁸  Jacobs F.G., White R.C.A. Op. cit. P.29-30.

⁶⁹  Jacobs F.G., White R.C.A. Op. cit. P.30.

⁷⁰  Eur. Court H.R. Guzzardi v. Italy, Judgment of 6 November 1980. Series A. No. 39.

⁷¹  Eur. Court H.R. Rasmussen v. Denmark, Judgment of 28 November 1984. Series A. No. 87.

⁷²  Eur. Court H.R. Lopez Ostra v. Spain, Judgment of 9 December 1994. Series A. No.303-C. Перевод на русский язык см.: Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. Т. 2. С. 69-78.

⁷³  Eur. Court H.R. Powell and Rayner v. the United Kingdom, Judgment of 21 February 1990. Series A. No. 172. Перевод на русский язык см.: Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. Т. 1. С. 659-667.

⁷⁴  Eur. Court H.R. Leander v. Sweden, Judgment of 26 March 1987. Series A. No. 116.

⁷⁵  Jacobs F.G., White R.C.A. Op. cit. P.30.

⁷⁶  Eur. Court H.R. Johnston and Others v. Ireland, Judgment of 18 December 1986. Series A. No. 112.

⁷⁷  Bernhardt R. Thoughts on the Interpretation of Human-Rights Treaties. P. 70-71.

⁷⁸  Бернхардт Р. Европейский Суд по правам человека в Страсбурге: новый этап, новые проблемы // Государство и право. 1999. №7. С. 58.

⁷⁹  Положение пункта 2 статьи 7 Конвенции, согласно которому данная статья не препятствует осуждению и наказанию любого лица за совершение какого-либо деяния или за бездействие, являвшееся в момент его совершения уголовным преступлением в соответствии с общими принципами права, признанными цивилизованными странами, не может рассматриваться как ограничение гарантируемого статьей права; оно просто является уточнением формулировки пункта 1, так как "общие принципы права, признанные цивилизованными странами", образуют неотъемлемую часть внутреннего и международного права.

⁸⁰  Jacobs F.G., White R.C.A. Op. cit. P. 304.

⁸¹  Eur. Court H.R. The Sunday Times v. the United Kingdom, Judgment of 26 April 1979. Series A. No. 30. Перевод на русский язык см.: Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. Т. 1. С. 198-230.

⁸²  Eur. Court H.R. Handyside v. the United Kingdom, Judgment of 7 December 1976. Series A. No.24. Para.48; The Sunday Times v. the United Kingdom, Judgment of 26 April 1979. Series A. No. 30. Para. 59.

⁸³  Eur. Court H.R. McCann and Others v. the United Kingdom, Judgment of 27 September 1995. Series A. No.324. Para. 149. Перевод на русский язык см.: Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. Т.2. С. 123-149; Brady v. the United Kingdom, Decision of 3 April 2001.

⁸⁴  Merrills J. The Development of International Law by the European Court of Human Rights. Manchester, 1993. P. 125-150.

⁸⁵  Jacobs F.G., White R.C.A. Op. cit. P. 307.

⁸⁶  Eur. Court H.R. Belgian Linguistic Case, Judgment of 23 July 1968. Series A. No. 6.

⁸⁷  Eur. Court H.R. Rees v. the United Kingdom, Judgment of 17 October 1986. Series A. No. 106. Para. 37; Leander v. Sweden, Judgment of 26 March 1987. Series A. No. 116. Para.59; Powell and Rayner v. the United Kingdom, Judgment of 21 February 1990. Series A. No. 172. Para.41.

⁸⁸  Jacobs F.G., White R.C.A. Op. cit. P.297.

⁸⁹  Fawcett J. The Application of the European Convention on Human Rights. Oxford, 1987. P. 232-233.

⁹⁰  Eur. Commission H.R. Application 1270/61, Koch Ilse v. Federal Republic of Germany, Decision of 8 March 1962. Yearbook. 1962. No.5. P.126, 134.

⁹¹  Jacobs F.G., White R.C.A. Op. cit. P.298.

⁹²  Eur. Commission H.R. Application 2749/66, De Courcy v. the United Kingdom, Decision of 11 July 1967. Yearbook. 1967. No. 10. P. 388, 412.

⁹³  Eur. Commission H.R. Application 3819/68, X v. Federal Republic of Germany, Decision of 19 December 1969. CD. 1970. No.32. P.23.

⁹⁴  Eur. Commission H.R. Application 4517/70, Huber v. Austria, Decision of 19 December 1970. CD. 1972. No.38. P.90, 97.

⁹⁵  Eur. Commission H.R. Application 2795/66, X v. Federal Republic of Germany, Decision of 22 May 1969. CD. 1970. No. 30. P. 23.

⁹⁶  Eur. Commission H.R. Application 1860/63, X v. Federal Republic of Germany, Decision of 15 December 1965. Yearbook. 1965. No.8. P.204, 216.

⁹⁷  Jacobs F.G., White R.C.A. Op. cit. P.299-300.

⁹⁸  Eur. Commission H.R. Application 3962/69, X v. Federal Republic of Germany, Decision of 5 February 1970. CD. 1970. No. 32. P. 68.

⁹⁹  Eur. Court H.R. De Wilde, Ooms and Versyp v. Belgium, Judgment of 18 June 1971. Series A. No. 12. Перевод на русский язык см.: Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. Т. 1. С. 1-38.

¹⁰⁰  Eur. Court H.R. Golder v. the United Kingdom, Judgment of 21 February 1975. Series A. No. 18.

¹⁰¹  Jacobs F.G., White R.C.A. Op. cit. P.301.

¹⁰²  Eur. Court H.R. Belgian Linguistic Case, Judgment of 23 July 1968. Series A. No. 6.

¹⁰³  Eur. Commission H.R. Applications 6745/74 and 6746/74, W, X, Y and Z v. Belgium, Decision of 30 May 1975. Yearbook. 1975. No. 18. P.244.

¹⁰⁴  Eur. Court H.R. Mathieu-Mohin and Clerfayt v. Belgium, Judgment of 2 March 1987. Series A. No. 113. Para. 52.; Gitonas and Others v. Greece, Judgment of 1 July 1997. Reports 1997-IV. Para.39. Перевод на русский язык см.: Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. Т.2. С.455-460.

¹⁰⁵  Eur. Court H.R. Lawless v. Ireland, Judgment of 1 July 1961. Series A. No.3. Para. 28; Eur. Commission H.R. Applications 8022/ 77, 8025/77 and 8027/77, McVeigh, O'Neill and Evans v. the United Kingdom, Report of 18 March 1981. DR. 1982. No.25. P. 15.

¹⁰⁶  Eur. Commission H.R. Greek Case, Report of 5 November 1969. Yearbook. 1969. No. 12. Vol.II. P.32-76.

¹⁰⁷  Jacobs F. G., White R.C.A. Op. cit. P. 320.

¹⁰⁸  Eur. Court H.R. Ireland v. the United Kingdom, Judgment of 18 January 1978. Series A. No. 25. Para. 83.

¹⁰⁹  Eur. Court H.R. Lawless v. Ireland, Judgment of 1 July 1961. Series A. No.3. Paras. 31-38.

¹¹⁰  Eur. Court H.R. Brannigan and McBride v. the United Kingdom, Judgment of 26 May 1993. Series A. No.258-B. Перевод на русский язык см.: Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. Т. 1. С.796-819; Aksoy v. Turkey, Judgment of 18 December 1996. Reports. 1996-VI. Paras. 78, 82-84. Перевод на русский язык см.: Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. Т.2. С. 339-361.

¹¹¹  Примеры уведомлений, сделанных некоторыми государствами, об отступлении от обязательств по Конвенции на основании статьи 15 см.: Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод. Комментарий к статьям 5 и 6. М., 1997. С.80-88.

¹¹²  Eur. Court H.R. Lawless v. Ireland, Judgment of 1 July 1961. Series A. No.3. Paras.42-47, 62.

¹¹³  Eur. Court H.R. Lawless v. Ireland, Judgment of 1 July 1961. Series A. No.3. Para.22.

¹¹⁴  Eur. Court H.R. Ireland v. the United Kingdom, Judgment of 18 January 1978. Series A. No.25. Para.207; Brannigan and McBride v. the United Kingdom, Judgment of 26 May 1993. Series A. No.258-B. Para.43; Aksoy v. Turkey, Judgment of 18 December 1996. Reports. 1996-VI. Para. 68.

¹¹⁵  Eur. Commission H.R. Application 250/57, Partie Communiste v. Federal Republic of Germany, Decision of 20 July 1957. Yearbook. 1955-1957. No. 1. P.222, 224.

¹¹⁶  Leach P. Taking a Case to the European Court of Human Rights. L., 2001. P. 105.

¹¹⁷  Eur. Court H.R. Amuur v. France, Judgment of 25 June 1996. Reports. 1996-III; D. v. the United Kingdom, Judgment of 2 May 1997. Reports. 1997-III.

¹¹⁸  Eur. Court H.R. AGOSI v. the United Kingdom, Judgment of 24 October 1986. Series A. No. 108.

¹¹⁹  Collected Edition of the "Travaux Preparatories" of the European Convention on Human Rights. The Hague, 1977. Vol. IV. P. 20.

¹²⁰  Eur. Commission H.R. Application 788/60, Austria v. Italy, Decision of 11 January 1961. Yearbook. 1961. No.4. P. 116 (138, 140).

¹²¹  См.: Гомьен Д., Харрис Д., Зваак Л. Указ. соч. С. 32-33.

¹²²  Leach P. Op. cit. P. 105.

¹²³  Eur. Commission H.R. Wille v. Liechtenstein. CD. 1997. No.24. P.45.

¹²⁴  Всего по данному делу было вынесено три решения: Eur. Court H.R. Loizidou v. Turkey, Judgment of 23 March 1995 (Preliminary Objections). Series A. No. 310; Judgment of 18 December 1996. Reports. 1996-VI; Judgment of 28 July 1998 (Article 50).

¹²⁵  Jacobs F. G., White R.C.A. Op. cit. P. 22; Van DijkP., van Hoof G.J.H. Theory and Practice of the European Convention on Human Rights. The Hague, 1998. P. 3.

¹²⁶  Eur. Commission H.R. Application 1611/62, X v. Federal Republic of Germany, Decision of 25 September 1965. Yearbook. 1965. No.8. P.158, 168.

¹²⁷  Jacobs F.G., White R.C.A. Op. cit. P.22.

¹²⁸  Eur. Commission H.R. Joined Applications 6780/74 and 6950/75, Cyprus v. Turkey, Decision of 26 May 1975. Yearbook. 1975. No. 18. P. 82; Application 8007/77, Cyprus v. Turkey, Decision of 10 July 1978. DR. 1978. No. 13. P. 85, 148-149.

¹²⁹  Eur. Commission H.R. Joined Applications 7289/75 and 7349/76, X and Y v. Switzerland, Decision of 14 July 1977. DR. 1977. No. 9. P. 57, 73.

¹³⁰  См., например: Eur. Court H.R. Soering v. the United Kingdom, Judgment of 7 July 1989. Series A. No. 161; Cruz Varas and Others v. Sweden, Judgment of 20 March 1991. Series A. No. 201; Vilvarajah and Others v. the United Kingdom, Judgment of 30 October 1991. Series A. No.215.

¹³¹  См., например: Eur. Court H.R. Ireland v. the United Kingdom, Judgment of 18 January 1978. Series A. No.25. Para. 88; Soering v. the United Kingdom, Judgment of 7 July 1989. Series A. No. 161. Para. 88; Chahal v. the United Kingdom, Judgment of 15 November 1996. Reports. 1996-V. Para. 79. Перевод на русский язык см.: Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. Т. 2. С.260-295; Aksoy v. Turkey, Judgment of 18 December 1996. Reports. 1996-VI. Para. 62; Assenov and Others v. Bulgaria, Judgment of 28 October 1998. Para. 93.

¹³²  Eur. Court H.R. Soering v. the United Kingdom, Judgment of 7 July 1989. Series A. No. 16.

¹³³  Eur. Commission H.R. Application 10427/83, С v. the United Kingdom, Decision of 12 May 1986.

¹³⁴  Van den Wyngaert С Applying the European Convention on Human Rights to Extradition: Opening Pandora's Box? // International and Comparative Law Quarterly. 1990. Vol. 39. Part 4. P. 771.

¹³⁵  Jacobs F.G., White R.C.A. Op. cit. P.21.

¹³⁶  Ibid.

¹³⁷  Robertson A. H., Merrills J.G. Human Rights in Europe. Manchester, 1993. P. 28-29. О заявлениях, сделанных государствами-участниками Конвенции в соответствии со статьей 56 (статья 63 прежней редакции), см., например: Гомьен Д., Харрис Д., Зваак Л. Указ. соч. С.34-37.

¹³⁸  Eur. Court H.R. Tyrer v. the United Kingdom, Judgment of 25 April 1978. Series A. No. 26. Para. 38.

¹³⁹  Eur. Court H.R. Piermont v. France, Judgment of 27 April 1995. Series A. No.314. Para.59.

¹⁴⁰  Eur. Court H.R. Tyrer v. the United Kingdom, Judgment of 25 April 1978. Series A. No.26.

¹⁴¹  Jacobs F.G., White R.C.A. Op. cit. P.22.

¹⁴²  Jacobs F.G., White R.C.A. Op. cit. P.22; Гомьен Д., Харрис Д., Зваак Л. Указ. соч. С.34.

¹⁴³  Eur. Commission H. R. Application 788/60, Austria v. Italy, Decision of 11 January 1961. Yearbook. 1961. No.4. P. 116 (138-140).

¹⁴⁴  Eur. Court H.R. Ireland v. the United Kingdom, Judgment of 18 January 1978. Series A. No. 25.

¹⁴⁵  Leach P. Op. cit. P. 97.

¹⁴⁶  Eur. Court H.R. Golder v. the United Kingdom, Judgment of 21 February 1975. Series A. No. 18. Para.26.

¹⁴⁷  Leach P. Op. cit. P. 97.

¹⁴⁸  Eur. Court H.R. Plattform "Arzte fur das Leben" v. Austria, Judgment of 21 June 1988. Series A. No. 139. Перевод на русский язык см.: Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. Т. 1. С. 598-601.

¹⁴⁹  Eur. Court H.R. McCann and Others v. the United Kingdom, Judgment of 27 September 1995. Series A. No. 324. Перевод на русский язык см.: Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. Т.2. С. 123-149.

¹⁵⁰  Eur. Court H.R. Kaya v. Turkey, Judgment of 19 February 1998. Reports. 1998-I. Перевод на русский язык см.: Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. Т. 2. С. 475-495.

¹⁵¹  Eur. Court H.R. Jordan v. the United Kingdom, Judgment of 4 May 2001. Para. 108.

¹⁵²  Eur. Court H.R. Ogur v. Turkey, Judgment of 20 May 1999. Reports. 1999-III. Para.92.

¹⁵³  Eur. Court H. R. Velikova v. Bulgaria, Judgment of 18 May 2000.

¹⁵⁴  Eur. Court H.R. Assenov and Others v. Bulgaria, Judgment of 28 October 1998. Para. 102.

¹⁵⁵  Eur. Court H.R. Ribitsch v. Austria, Judgment of 4 December 1995. Series A. No. 336. Para. 34. Перевод на русский язык см.: Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. Т.2. С. 166-173; Aksoy v. Turkey, Judgment of 18 December 1996. Reports. 1996-VI. Para. 61; Assenov and Others v. Bulgaria, Judgment of 28 October 1998. Para. 92.

¹⁵⁶  Eur. Court H.R. Assenov and Others v. Bulgaria, Judgment of 28 October 1998. Para. 102.

¹⁵⁷  Eur. Court H.R. Assenov and Others v. Bulgaria, Judgment of 28 October 1998. Para. 106.

¹⁵⁸  Eur. Court H.R. Kurt v. Turkey, Judgment of 25 May 1998. Reports. 1998-III. Paras. 123-129. Перевод на русский язык см.: Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. Т. 2. С. 509-533.

¹⁵⁹  Eur. Court H.R. Kurt v. Turkey, Judgment of 25 May 1998. Reports. 1998-III. Paras. 130-134.

¹⁶⁰  Eur. Court H.R. Kurt v. Turkey, Judgment of 25 May 1998. Reports. 1998-III. Paras. 140-142.

¹⁶¹  Eur. Court H.R. Aksoy v. Turkey, Judgment of 18 December 1996. Reports. 1996-VI. Paras.56, 97-100.

¹⁶²  Eur. Court H.R. X and Y v. the Netherlands, Judgment of 26 March 1985. Series A. No. 91. Перевод на русский язык см.: Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. Т. 1. С.498-504.

¹⁶³  Eur. Court H.R. Osman v. the United Kingdom, Judgment of 28 October 1998.

¹⁶⁴  Eur. Court H.R. Costello-Roberts v. the United Kingdom, Judgment of 25 March 1993. Series A. No.247-C.

¹⁶⁵  В системе государственного образования Великобритании телесные наказания запрещены.

¹⁶⁶  Eur. Court H.R. Powell and Rayner v. the United Kingdom, Judgment of 21 February 1990. Series A. No. 172.

¹⁶⁷  Eur. Court H.R. Nielsen v. Denmark, Judgment of 28 November 1988. Series A. No. 144.

¹⁶⁸  Eur. Court H.R. Mathieu-Mohin and Clerfayt v. Belgium, Judgment of 2 March 1987. Series A. No. 113.

¹⁶⁹  Eur. Court H.R. Marckx v. Belgium, Judgment of 13 June 1979. Series A. No.31.

¹⁷⁰  Eur. Court H.R. Osman v. the United Kingdom, Judgment of 28 October 1998.

¹⁷¹  Eur. Court H. R. X and Y v. the Netherlands, Judgment of 26 March 1985. Series A. No. 91.

¹⁷²  Eur. Court H.R. Belgian Linguistic Case, Judgment of 23 July 1968. Series A. No.6. Paras. 3-4; Golder v. the United Kingdom, Judgment of 21 February 1975. Para. 35; Luedicke, Belkacem and Koc v. Federal Republic of Germany, Judgment of 28 November 1978. Series A. No.29. Para. 42. Перевод на русский язык см.: Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. Т. 1. С. 187-197; Marckx v. Belgium, Judgment of 13 June 1979. Para. 31; Airey v. Ireland, Judgment of 9 October 1979. Series A. No. 32. Para. 24. Перевод на русский язык см.: Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. Т. 1. С. 271 -287.

¹⁷³  Eur. Court H.R. Airey v. Ireland, Judgment of 9 October 1979. Series A. No. 32.

¹⁷⁴  Frowein J.A. Freedom of Religion in the Practice of the European Commission and Court of Human Rights // Zeitschrift fur Auslandisches Offentliches Recht und Volkerrecht. 1986. No.46/2. P.258.

¹⁷⁵  Eur. Commission H.R. Application 1753/63, X v. Austria, Decision of 15 February 1965. Yearbook. 1965. No. 8. P. 174, 184.

¹⁷⁶  Данный принцип впервые был сформулирован Судом в двух решениях по делу о языках в Бельгии (Eur. Court H. R. Belgian Linguistic Case, Judgment of 9 February 1967. Series A. No. 5; Judgment of 23 July 1968. Series A. No. 6).

¹⁷⁷  См. подробнее: Вильдхабер Л. Статус Европейской конвенции по правам человека и решений Европейского Суда по правам человека в национальном праве. Доклад в Институте государства и права РАН 27 сентября 2000 года // Совет Европы и Россия. 2000. №3. С. 56-58; Туманов В.А. Указ. соч. С.48-50; Leach P. Op. cit. P. 93.

¹⁷⁸  Eur. Court H.R. Belgian Linguistic Case, Judgment of 9 February 1967. Series A. No.5.

¹⁷⁹  Eur. Court H.R. Belgian Linguistic Case, Judgment of 23 July 1968. Series A. No. 6.

¹⁸⁰  Eur. Court H.R. Handyside v. the United Kingdom, Judgment of 7 December 1976. Series A. No.24. Para.48. Об исчерпании внутренних средств правовой защиты как условии обращения в Европейский Суд по правам человека см.: Право обращаться в межгосударственные органы по защите прав и свобод.

¹⁸¹  Eur. Court H.R. Handyside v. the United Kingdom, Judgment of 7 December 1976. Series A. No.24. Para.48.

¹⁸²  Eur. Court H.R. Handyside v. the United Kingdom, Judgment of 7 December 1976. Series A. No.24. Para.50.

¹⁸³  Eur. Court H.R. Handyside v. the United Kingdom, Judgment of 7 December 1976. Series A. No. 24. Para. 49; The Sunday Times v. the United Kingdom, Judgment of 26 April 1979. Series A. No. 30. Para. 59.

¹⁸⁴  Janis M.W., Kay R.S., Bradley A. W. Op. cit. P. 537-553. Подробнее см. статью Б. Бауринга "Долгий путь Великобритании к европейским правам человека: в авангарде и далеко позади" в настоящем издании.

¹⁸⁵  Вильдхабер Л. Указ. соч. С. 57.

¹⁸⁶  Arnold R. European Constitutional Law: Some Reflections on a Concept that Emerged in the Second Half of the Twentieth Century // Tulane European and Civil Law Forum. 1999. Vol. 14. P. 53-54.

¹⁸⁷  Eur. Court H.R. De Becker v. Belgium, Judgment of 27 March 1962. Series A. No.4.

¹⁸⁸  В частности, Суд исходит из того, что статья 13 Конвенции, согласно которой каждый, чьи права и свободы, признанные в Конвенции, нарушены, имеет право на эффективное средство правовой защиты в государственном органе, даже если это нарушение было совершено лицами, действовавшими в официальном качестве, не позволяет оспаривать в Европейском Суде законы государств-участников как не соответствующие положениям Конвенции. См.: Eur. Court H.R. James and Others v. the United Kingdom, Judgment of 21 February 1986. Series A. No. 98. Para. 85.

¹⁸⁹  Eur. Court H.R. Brogan and Others v. the United Kingdom, Judgment of 29 November 1988. Series A. No. 145-B.

¹⁹⁰  Eur. Court H.R. Manoussakis and Others v. Greece, Judgment of 26 September 1996. Reports. 1996-IV. Перевод на русский язык см.: Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. Т.2. С. 248-259.

¹⁹¹  См., например: Eur. Court H.R. Belgian Linguistic Case, Judgment of 9 February 1967. Series A. No. 5; Belgian Linguistic Case, Judgment of 23 July 1968. Series A. No.6; Kjeldsen, Busk Madsen and Pedersen v. Denmark, Judgment of 7 December 1976. Series A. No. 23; Marckx v. Belgium, Judgment of 13 June 1979. Series A. No. 31 ; X and Y v. the Netherlands, Judgment of 26 March 1985. Series A. No. 91; Manoussakis and Others v. Greece, Judgment of 26 September 1996. Reports. 1996-IV.

¹⁹²  Eur. Court H.R. Klass and Others v. Federal Republic of Germany, Judgment of 6 September 1978. Series A. No.28. Para. 55.

¹⁹³  Статья 34 новой редакции.

¹⁹⁴  Eur. Court H.R. Manoussakis and Others v. Greece, Judgment of 26 September 1996. Reports. 1996-IV.

¹⁹⁵  Eur. Court H.R. Vogt v. Germany, Judgment of 26 September 1995. Series A. No. 323. Перевод на русский язык см.: Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. Т. 2. С. 104-122.

¹⁹⁶  Eur. Court H. R. X and Y v. the Netherlands, Judgment of 26 March 1985. Series A. No. 91.

¹⁹⁷  См. подробнее статью М. Лобова "Решения Европейского Суда по правам человека: правовые последствия для государств-членов Совета Европы" в настоящем издании.

¹⁹⁸  Eur. Court H.R. Marckx v. Belgium, Judgment of 13 June 1979. Series A. No. 31.

¹⁹⁹  Eur. Court H.R. Vermeire v. Belgium, Judgment of 29 November 1991. Series A. No.214-C.

²⁰⁰  Eur. Court H.R. De Wilde, Ooms and Versyp v. Belgium, Judgment of 18 June 1971. Series A. No. 12.

²⁰¹  Eur. Court H. R. H. v. Belgium, Judgment of 30 November 1987. Series A. No. 125-B. Para. 50.

²⁰²  Eur. Court H.R. Le Compte, van Leuven and De Meyere v. Belgium, Judgment of 23 June 1981. Series A. No.43. Para.55; Belilos v. Switzerland, Judgment of 29 April 1988. Series A. No. 132. Para. 64. Перевод на русский язык см.: Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. Т. 1. С. 568-581.

²⁰³  См., например: Eur. Court H.R. Le Compte, van Leuven and De Meyere v. Belgium, Judgment of 23 June 1981. Series A. No.43. Para. 55; Campbell and Fell v. the United Kingdom, Judgment of 28 June 1984. Series A. No. 80. Перевод на русский язык см.: Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. Т. 1. С. 438-469; Casado Coca v. Spain, Judgment of 24 February 1994. Series A. No. 285 - A. Перевод на русский язык см.: Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. Т. 1. С. 832-839; Gautrin and Others v. France, Judgment of 20 May 1998. Reports. 1998-III; Schopfer v. Switzerland, Judgment of 20 May 1998. Reports. 1998-III.

²⁰⁴  Eur. Court H.R. Engel and Others v. the Netherlands, Judgment of 8 June 1976. Series A. No.22. Para. 81.

²⁰⁵  Eur. Court H.R. Engel and Others v. the Netherlands, Judgment of 8 June 1976. Series A. No.22. Parauuus.80-82; Ozturkv. Federal Republic of Germany, Judgment of 21 February 1984. Series A. No. 73. Paras. 48-50; Campbell and Fell v. the United Kingdom, Judgment of 28 June 1984. Series A. No. 80. Paras. 67-73.

²⁰⁶  Eur. Court H.R. Konig v. Federal Republic of Germany, Judgment of 28 June 1978. Series A. No. 27. Перевод на русский язык см.: Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. Т. 1. С. 149-167.

²⁰⁷  Eur. Court H.R. Pellegrin v. France, Judgment of 8 December 1999. Paras.64-65. Reports. 1999-VIII; Frydlender v. France, Judgment of 27 June 2000; Castanheira Barros v. Portugal, Judgment of 26 October 2000.

²⁰⁸  Подробнее см.: Право на доступ к государственной службе.

²⁰⁹  См.: Гомьен Д., Харрис Д., Зваак Л. Указ. соч. С.39; Туманов В.А. Указ. соч. С.78.

²¹⁰  Российская Федерация при ратификации Конвенции также сделала оговорку и заявления. См.: Федеральный закон от 30 марта 1998 года № 54-ФЗ "О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод" // СЗ РФ. 1998. № 14. Ст. 1514.

²¹¹  Eur. Court H.R. Belilos v. Switzerland, Judgment of 29 April 1988. Series A. No. 132.

²¹²  Суд неоднократно подтверждал данную правовую позицию. См., например: Eur. Court H.R. Jecius v. Lithuania, Decision of 31 July 2000. Paras. 77-87; Slivenko and Others v. Latvia, Decision of 23 January 2002. Para. 57. Перевод на русский язык см.: Российская газета. 2002. 16 февраля.

²¹³  "Федеральный совет Швейцарии считает, что гарантия справедливого судебного разбирательства в соответствии с пунктом 1 статьи 6 Конвенции при определении гражданских прав и обязанностей или при рассмотрении уголовного обвинения, предъявленного лицу, распространяется только на заключительную стадию судебного контроля за действиями или решениями государственной власти, затрагивающими названные права или обязанности, или судебного рассмотрения обоснованности уголовного обвинения".

²¹⁴  Статья 57 новой редакции.

²¹⁵  См., например: Eur. Court H.R. Stallinger and Kuso v. Austria, Judgment of 23 April 1997. Reports. 1997-II; Eisenstecken v. Austria, Judgment of 3 October 2000.

²¹⁶  Eur. Court H.R. Slivenko and Others v. Latvia, Decision of 23 January 2002.

²¹⁷  Eur. Court H.R. Gitonas and Others v. Greece, Judgment of 1 July 1997. Reports. 1997-IV. Para.44.

²¹⁸  Eur. Court H.R. Handyside v. the United Kingdom, Judgment of 7 December 1976. Series A. No. 24. Para. 50; The Sunday Times v. the United Kingdom, Judgment of 26 April 1979. Series A. No. 30. Para. 59.

²¹⁹  Eur. Court H.R. The Sunday Times v. the United Kingdom, Judgment of 26 April 1979. Series A. No. 30. Para. 59.

²²⁰  MacDonald R. The Margin of Appreciation in the Jurisprudence of the European Court of Human Rights // Le Droit Iternational a l'Heure de sa Codification: Etudes en l'Honneur de Roberto Ago. Milan, 1987. P. 187-208.

²²¹  Eur. Court H.R. Handyside v. the United Kingdom, Judgment of 7 December 1976. Series A. No.24. Para.48.

²²²  Eur. Court H.R. The Sunday Times v. the United Kingdom, Judgment of 26 April 1979. Series A. No. 30. Para. 59. Данная позиция Суда была подвергнута критике в совместном особом мнении судей Ж. Виарда, Дж. Кремоны, Т. Вильялмсона, Р.Риссдала, В. Гансгофа ван дер Меерша, сэра Дж. Фицмориса, Д. Биндшедлер-Роберта, Л.Лиша и Ф.Матшера. Они утверждали, что хотя более широкая степень общности между Договаривающимися Государствами в отношении содержания статьи 6 Конвенции, возможно, и существует, тем не менее институты и процедура судопроизводства могут существенно меняться от одной страны к другой. Таким образом, понятие авторитета правосудия также зависит от национальных особенностей и не может быть определено как единообразное. В связи с этим действия или ситуации, способные нанести ущерб должному функционированию правосудия, можно оценить лишь в национальном контексте на данный период времени. Именно национальные власти призваны осуществлять первоначальную оценку опасности, угрожающей авторитету правосудия, и судить о том, какие ограничительные меры будут необходимы для борьбы с этой опасностью. Соответствующие ограничения могут варьироваться в зависимости от особенностей правовой системы и традиций данной страны. В пределах, совместимых с требованиями, предъявляемыми к демократическому обществу, заинтересованное государство свободно само определять, какие методы являются наиболее подходящими для поддержания авторитета правосудия (п. 9 особого мнения).

²²³  Eur. Court H.R. Engel and Others v. the Netherlands, Judgment of 8 June 1976. Series A. No.22. Paras. 100-101.

²²⁴  Eur. Court H.R. Vogt v. Germany, Judgment of 26 September 1995. Series A. No. 323. Para. 53.

²²⁵  Eur. Court H.R. De Wilde, Ooms and Versyp v. Belgium, Judgment of 18 June 1971. Series A. No. 12. Para.93; Golder v. the United Kingdom, Judgment of 21 February 1975. Series A. No. 18. Para.45.

²²⁶  Eur. Court H.R. Rees v. the United Kingdom, Judgment of 17 October 1986. Series A. No. 106. Para.42.

²²⁷  MacDonald R. St. J. Op. cit. P. 187, 207.

²²⁸  Eur. Court H. R. F v. Switzerland, Judgment of 18 December 1987. Series A. No. 128.

²²⁹  Eur. Court H.R. Belilos v. Switzerland, Judgment of 29 April 1988. Series A. No. 132; Findlay v. the United Kingdom, Judgment of 25 February 1997. Reports. 1997-I. Перевод на русский язык см.: Европейский Суд по правам человека. Избранные решения. Т.2. С.403-411.

²³⁰  Eur. Court H.R. Ireland v. the United Kingdom, Judgment of 18 January 1978. Series A. No.25.

²³¹  Eur. Court H.R. Marckx v. Belgium, Judgment of 13 June 1979. Series A. No. 31.

²³²  Статья 46 новой редакции Конвенции.

²³³  Eur. Court H.R. Scozzari and Giunta v. Italy, Judgment of 13 July 2000.

²³⁴  Подробнее см. статью М. Лобова "Решения Европейского Суда по правам человека: правовые последствия для государств-членов Совета Европы" в настоящем издании.

Содержание